Ланселот и Гвиневра
Илья Борисович Пряхин
Молодость и красота, финансовый успех, немое обожание мужчин-подчиненных, удивленное восхищение клиентов и вынужденное уважение конкурентов – все это способно вскружить голову кому угодно, особенно, если тебе лишь чуть за тридцать, и впереди – долгие годы независимого и азартного движения вверх. Но времена не меняются, и, как и прежде, даже самой гордой Гвиневре однажды обязательно потребуется свой Ланселот. Повесть была опубликована в журнале "Смена" №10, 2019.
1
«Приветствую тебя, благородный Ланселот. Твоя недостойная Гвиневра решилась напомнить о себе и, возможно, отвлечь от праведных трудов и семейных забот. Что-то ты, поросенок, совсем меня позабыл, почти два года хранишь гордое молчание. Не иначе, как твоя положительная во всех отношениях Марина наградила тебя, наконец, писклявым потомством, и благородный рыцарь разрывается между офисным муравейником и грязными подгузниками. Ладно-ладно, шучу. Я ведь понимаю: забота о семействе – первейшая обязанность каждого мужчины, тем более, такого серьезного и ответственного как ты.
У меня все хорошо (надеюсь, это тебя по-прежнему интересует), потихоньку подкармливаю и стригу своих барашков. Барашки, правда, иногда взбрыкивают, но в целом они очень милые и смешные. Мой ненаглядный супруг в последнее время дуется на меня (а заодно и на весь свет), – наверно, немного устал, бедняга, от моих невинных проказ. Ну ничего, ему это даже полезно – ты же знаешь, как он обожает свою девочку, подуется немного, потом начнет терзаться чувством вины за то, что травмировал мою нежную душу, еще больше любить будет. К тому же, в своем сегодняшнем состоянии он не так ревнив (не до ревности ему сейчас), и я вовсю пользуюсь дополнительной свободой.
Кстати, о свободе. Я на время оставила в покое своих барашков – надоели малость, – пусть чуток попасутся на воле, жирок нагуляют, и отсутствие ежедневной мозговой гимнастики ту же сыграло со мной злую шутку – целыми днями не могу отделаться от мыслей о своем благородном рыцаре, дамой сердца которого я была в самом счастливом периоде своей жизни. Так вот и маюсь: вспоминаю времена, когда сумасбродная Гвиневра ощущала рядом надежное плечо верного Ланселота.
В общем, Сережа, безумно хочу тебя увидеть. Не будь букой, вспомни свою былую (?) любовь, и давай встретимся завтра, часиков, например, в семь на нашем месте. Надеюсь, ты решишься отменить все свои суперважные дела ради столь редкой в последнее время встречи.
Целую нежно везде (уверена, ты помнишь, КАК я умею это делать), твоя Инга».
Закрыв письмо щелчком мыши, Сергей долго сидел, не шевелясь, задумчиво разглядывая вывалившийся на монитор список входящих сообщений. «Завтра утром я лечу в Красноярск» – первая мысль, пришедшая в голову после прочтения письма, казалась сейчас самой важной, он вцепился в нее, как утопающий в спасительную соломинку. «Командировка ответственная, отменять поздно, проблемы с дилером назрели давно, и дальнейшее промедление может привести к разрыву контракта. Да и не будь этой командировки, все равно – какого черта? Мальчика нашла – прибегать к ней по щелчку пальцев? И опять – ни тени сомнения в том, что приду, явлюсь на первый же зов. Кажется, все уже давно решил, – тот этап в жизни пройден и должен быть забыт. В общем, напишу, что лечу в командировку, вернусь в пятницу, тогда, может быть, и договоримся».
Не обращая внимания на офисные шумы, он сидел, откинувшись на спинку кресла, и занимался самовнушением, апеллируя к чувству собственного достоинства и вспоминая все данные себе обещания. Потому что он слишком хорошо знал Ингу, и беспечный, слегка ироничный тон ее письма мог бы обмануть кого угодно, только не его. Он прочитал именно то, что она написала на самом деле: «Сержик, у меня проблемы. Похоже, я все-таки слегка перегнула палку, к тому же, у Фурсенко, кажется, крупные неприятности и я больше не могу на него рассчитывать. Все дела пришлось свернуть, мне плохо, я боюсь, ты мне очень нужен».
Коротко промурлыкал телефон внутренней линии.
– Сергунчик, с тебя шоколадка, – раздался в трубке чуть томный, с привычными нотками