Сбылись твои пророчества. Ты всех пережила
Михаил Монастырский
Глубокая привязанность и устремлённость к другому человеку живёт вечно, несмотря ни на что. Это любовь, включающая в себя ряд сильных и позитивных эмоциональных и психических состояний, от самой возвышенной добродетели до самого простого удовольствия.
Провожая меня в дорогу, ты старалась не подавать виду, что знаешь всё, что с этой минуты произойдёт с нами. Ты знала абсолютно всё, до мелочей, которые, безусловно, тебя в тот момент не просто огорчали, а сокрушали до безумия от беспомощности изменить что-нибудь. Однако ты, будто бы в последний раз в жизни, плакала, улыбаясь мне, целовала меня в губы и глаза, сдерживая из последних сил внутри себя самый мощный на земле термоядерный взрыв эмоций, способный уничтожить этот проклятый и несправедливый мир. Я был в недоумении, но ты на мои вопросы отвечала, что всё в порядке, просто неважно себя чувствуешь, видимо немного приболела.
Тогда я думал только о тебе и, через мгновение, как мы расстались, больше никогда не увидев в этой жизни друг друга. Я уехал с тяжёлым сердцем и, через час, когда вышел из такси в аэропорту Рима Fiumicino, раз за разом, перед вылетом, пытался дозвониться до уже отключённого тобой телефона. Ты прислала смс: «Всё хорошо, любимый. Не переживай. Я просто заснула». Я всегда думал о тебе. И уже потом, после твоей внезапной смерти, когда через десяток лет, мой самолёт приземлился во всё том же Fiumicino и, когда я сел в такси, чтобы побыть с тобой здесь в Риме, где находится твоё тело, я думал только о тебе.
По дороге из аэропорта, впервые за все эти годы, не объясняя себе зачем и почему, я машинально набрал твой телефонный номер. Неожиданно в трубке раздались гудки и, я услышал твой голос:
– Слушаю Вас…
Я решил, что это голос твоей сестры, с которой вы во многом были похожи, но это точно была ты. Не найдя других слов, я ответил:
– Здравствуй, Хелен. Ты воскресла…
Твоё, тут же сбившееся от моего нежданного голоса, дыхание невозможно было не расслышать. Я чувствовал, как ты собираешь себя, будто хрустальные осколки с пола, только что нечаянно выроненной из рук вазы и, пытаешься на ходу подобрать нужные слова.
– Я жива, Ричард. Но… Я не ожидала, что ты вернёшься сюда.
Мы оба молчали. Таксист, увидев, моё напряжение в телефонном разговоре, выключил радио, но я сделал вид, что не обратил на это никакого внимания.
– Когда и где мы увидимся, Хелен?
– Мне нужно немного подумать, – ответила ты. – Я перезвоню сама. Скоро. Ты в Риме надолго?
– Я буду ждать твоего звонка, Хелен.
– Хорошо, – ответила ты и выключила телефон.
Чей-то, давным-давно впрыснутый в меня яд в миг начал действовать, отравляя мою кровь. Мне стало жутко до тошноты. Смертельный яд жёг, разгораясь, и его пламя было сильнее пламени огня. Я чувствовал свою вину за то, что тогда, около десяти лет назад, на слово поверил всем твоим родственникам, звонившим и направившим мне несколько электронных писем, переполненных их горем и сочувствием мне, что «тебя не стало». Неутолимое чувство мести к ним внезапно появилось и нарастало в моём сознании.
Пасмурный день медленно и тяжело полз над древним полусонным в такие дни городом. Серое небо безжалостно давило на меня. Я ждал, думал и вспоминал, неторопливо прохаживаясь по мостовой. Мне было пусто, одиноко, но не безнадёжно. Казалось, что где-то в глубине моего сердца, превратившегося сегодня в ненастоящее, тихо играла настоящая музыка – я ждал твоего звонка, вспоминая тебя и счастливо прожитый нами с тобой в этом городе год.
На мгновение, появившись из-за туч, яркое Солнце, словно лезвием, ударило мне по глазам. Я вздрогнул, словно, проснувшись, и поспешил прикрыться рукой от слепящего света. Я сказал сам себе:
– Нет, это не сон, это реальность. Всё настоящее. И Хелен тоже настоящая, она жива.
Но скоро кончился день.
А вечером я сидел один за столиком в ресторане отеля, не сводя глаз с чёрного экрана своего спящего мобильника, лежащего передо мной. Я ощущал себя стоящим на самом краю скалы и, смотрящим в непроглядную даль, где мне померещился красный огонёк, оставшийся на линии