Таинство чтения. Как книги делают нас значимыми людьми
Андрей Ткачев
Книги протоиерея Андрея Ткачева
Книга всегда занимала важное место в жизни человека. Возьми любую великую личность, начни изучать жизнь гения, и ты найдешь среди фактов биографии особое отношение к чтению. Книги влияют на наши ум, душу и даже на здоровье гораздо сильнее, чем мы можем предположить, а чтение как процесс, как деятельность представляет собой настоящее таинство преображения человека. Новая книга протоиерея Андрея Ткачева посвящена не просто книгам, а жизни среди книг – хороших и плохих, легких и трудных, переносящих в воображаемые миры и ставящих с небес на землю. «Таинство чтения» – не про книги, а про нас, голодных или сытых, добрых или злых, бедных или богатых, здоровых или больных. Про нас, живущих, ищущих, задающих вопросы. Про нашу встречу с Книгой своей жизни.
Протоиерей Ткачев Андрей
Таинство чтения. Как книги делают нас значимыми людьми
Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви Номер
ИС Р20-921-0777
© Ткачев А.Ю., текст, 2019
© ИП Мельников В.С., текст, 2019
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Вместо предисловия
Умением читать я обязан большому надувному мячу с нарисованными на нем кириллическими буквами. Мяч был не очень большим. Но мне самому тогда было только три с хвостиком, и поэтому клеенчатый мягкий мяч с прячущимся ниппелем для надувания казался огромным. Алая буква «А» на мяче соседствовала с разрезанным арбузом, возле буквы «В» располагался трехколесный велосипед, и так далее. Предметное соседство довольно скоро превратило для меня буквы из таинственных иероглифов в понятные знаки. До наступления четырех лет, к восторгу деда и бабушкиному хвастовству среди соседок, я уже читал по складам названия дедушкиных газет и вывески над дверями магазинов. Вскоре в моей жизни появились книги.
Я хочу говорить о них, о книгах. Хочу говорить прерывающимся и дрожащим от благодарности голосом. Об их запахе, об их растрепанных страницах, об иллюстрациях и впечатанном сзади в обложку ценнике (при стабильной экономике ценник делался оттиском, а не клеился ярлычком). Конечно – о первом знакомстве с названием и дальнейшем погружении в содержание. Хочу говорить об обстоятельствах прочтения той или иной книжки и о том, как солнечный луч, упавший на страницу, или шум за окном навсегда соединились для меня в одно с прочитанным.
Причиной для этого разговора стала отнюдь не электронная эпоха. Даже если бы я не слышал каннибальских речей о торжестве «цифры» и гибели бумажной книги, я все равно захотел бы высказаться об этих «милых спутниках, которые наш свет своим сопутствием для нас животворили» (поэт и учитель Пушкина Василий Андреевич Жуковский).
Книжных шкафов, столь вожделенных для «бумажного червя», у меня в детстве не было. У бабушки была этажерка с книгами, в доме матери – нечто вроде серванта, где за стеклом стояло штук 70 разных книг. С этих небольших и разношерстных запасов началось мое самообразование.
В старшей группе детского садика мною до дыр была зачитана книжка «Русские богатыри». По-моему, я знал ее наизусть. Воспитательницы эксплуатировали меня. Они рассаживали полукругом детвору, меня сажали в середину, и я с удовольствием пересказывал все, что помнил. О том, как «старый казак Илья заутреню слушал во Муроме, а обедню отстаивал в стольном Киев-граде». О том, как лишившийся оружия Добрыня набрал в шапку песка и этим неожиданным оружием нокаутировал по очереди все три головы Горыныча. И еще кучу всего прочего, что с годами вымылось за ненадобностью из сознания напрочь, а раньше сидело в памяти целыми главами и страницами.
Мой первый взрослый писатель – Флобер. Почему Флобер? Потому что в потрепанном виде на бабушкиной этажерке между болгарской книгой по домоводству и томиком Ильфа и Петрова стоял его роман «Саламбо». Я прочел его раза четыре в течение двух лет. Конечно, фабула ускользнула от детского ума. Но струящийся от жары воздух Северной Африки обжег мне ноздри. Я услышал рев боевых слонов, которых поили перед боем красным вином с пряностями. Увидел пеструю и дикую на