Простите мне сердце…

«Простите мне сердце…»

Булату Окуджаве

Простите мне сердце,

Любимые девы мои,

И пьяные герцы,

Что так бестолково толкутся в крови.

Забудьте мой образ.

Где раньше был рай – теперь ад.

Любви моей возраст

Теперь лишь читает про вишневый сад.

Забыл я походы,

Забыл я про пушки, картечь и мечи.

Лишь садик вишнёвый,

Сигары и кресло – вот девы мои.

И только под вечер,

Когда вдруг заноют все раны во мне,

С фатой подвенечной

Приносит вас ветер, любимые, мне.

Прощай, револьвер мой,

Прощай, моя сабля, зовущая в бой!

Теперь я покорен,

Меня покорил мой вишнёвый покой.

Ковбоя убили,

Но кровь, зарастая, зовёт:

А вы отомстили,

Любимые звёзды, за ласковый лёд?

Но что-то не сбылось:

Наверно, не зря – будто рядом мой конь.

И всё же случилось:

И снова пришла – и зажгла мой огонь.

И сад мой мне – поле,

Как бранное поле во сне!

С тобой я на воле,

С тобой я спокоен, как всадник в седле!

«Южный Крест не видел никогда…»

Южный Крест не видел никогда

И меня он тоже не узнает.

И тебя, Полярная звезда,

Кто-то так на Юге вспоминает.

Знаю, что на свете есть любовь

И срывают счастье у ромашек.

Сколько ж под Полярною звездой

За тебя я осушил рюмашек!

Где-то Южный Крест – и где-то ты.

Ты теперь, как южное созвездье:

Не найти у северной звезды —

И узнать друг друга бесполезно.

«Мы не увидим пены Ниагары…»

Осипу Мандельштаму

Мы не увидим пены Ниагары

И так, как раньше, не закурим «Приму».

Звонит мобильник, но пустую тару

Уже никто и никогда не примет.

О сердце, сердце! Без кардиограммы —

Как я без паспорта – тебя и нет на свете.

Лишь две луны, и две оконных рамы,

И два стакана – жалкие приметы

Того, что завтра позвонит мне Толик

И принесёт два «Туборга» холодных.

Мы похмелимся, братцы, но не боле.

А килечку – для псов голодных.

«У моей оградки дождик мается…»

У моей оградки дождик мается,

Птички беззаботные поют,

Тихо жду, когда мой крест завалится

И плиту на холмик привезут.

Буду ночью пялиться со звёздами

Черепом безглазым и смешным

На плиту мою красивую и чёрную,

Где мне написали, как просил:

«Он любил вас, знаки препинания.

После школы – только вас учил.

Запятых не обижал сто граммами

И тире, как водочку, любил!»

«Я лежу у белого забора…»

Я лежу у белого забора

И сейчас я буду умирать.

Каюсь, крал и был девчонок вором,

Только совесть не успел продать.

Повезло, конечно же, случайно:

Любят черти водку на Руси.

Не пропили б – был бы Ванька-Каин.

Господи, спаси и пронеси!

Я лежу с ниспосланным стаканом,

Позабытый всеми, но не Им —

Им спасённый этой смертью пьяной

От греха, что был неотвратим.

Умер я с бутылкою в обнимку,

Но довольный, что оставил в ней

Полстакана чёртовой горилки

Для пропивших пьяницу чертей.

Последний луч

Шум затих, я вышел на дорогу.

Ещё звёзды не расселись по созвездьям.

И последний луч с портрета Бога

Веселит соседние деревни.

Милая бескрайняя равнина,

Так необходимая для глаза,

Будто никогда тебя не видел,

Будто я и не был тут ни разу!

С этим чудом мой отец родился,

С этим чудом я умру, наверно.

Пусть он в горы навсегда влюбился,

Мне же не забыть моей деревни.

Псы замолкли. Псы на небе Гончие

Сторожат теперь покой долины.

Вот сейчас окошко мне откроется,

Скрипнет дверь и выпустит любимую.

Я люблю подсолнухи, Медведицу,

Я люблю мою Стешульку кошку.

Раз тебе я навсегда доверился,

Милая моя, открой окошко!

Милая, открой мне эти звёзды

Над твоей нарядною околицей.

Как люблю я эти вёрсты, вёрсты,

Ровные, где только счастье помнится.

13 июля 2015 года

O.R.

Звезда споткнётся,

дрогнет Ковш,

но тихо ты ко мне придёшь…

И всё-таки весна сильней дождей.

Пожатие руки – сильней разлуки.

Кто помнит даты тех календарей?

И даже звёзды позабыли звуки

Твоих шагов. И только на листе

По чёрным строчкам как-то прочитаю,

Как приходила ты тогда ко мне,

И сам приду, и обыщусь везде,

Но ту берёзку даже не узнаю!

Да, я там был.