Слов не подобрать!

Вздрогнуло полено в щупальцах огня,

Печка согревает бережно меня,

И мурлычет словно переевший кот

За стеклом оконным ветер-обормот.

Лавка, рукомойник да в углу дрова,

Как же мне спокойно – верится едва.

Вместе с интернетом умер телефон,

Но сияет в люстре маленький плафон.

Передать подробно, трудно, не могу,

Как с часов с кукушкой слышится «ку-ку»,

Как скрипит чуть слышно, видно налегке,

Домовой шагами, там, на чердаке.

Стены плинтусами привинтились в пол,

Кружки разложились брюшками на стол,

И прельщает лаской мягкая кровать —

Как же мне прекрасно! Слов не подобрать!

Дом забытого поэта

В недавно свитое гнездо

Влетела ласточка кометой.

А под гнездом был старый дом

Давно забытого поэта.

Сплело воздушную вуаль

Над лесом облачное стадо.

Поэта вроде бы и жаль,

Но жалости ему не надо.

Поэт писал не для наград,

Не за тугой сокровищ ящик.

Он для души на разный лад

Своей писать старался чаще.

Забыт поэт… Под вечер гром

С дождем с небес к земле прорвался.

А дом поэта, старый дом,

Еще стоял, еще держался.

Прощание

С косыми стружками дождя

Сдружился я на остановке.

Он пригибал к земле, шутя,

Травы насупленные бровки.

Был слышен где-то вдалеке

Крик чайки, ветром недовольной.

А я автобус «налегке»

Ждал, опьяненный жизнью вольной.

Нет багажа с собой. И пусть.

Зато какие ароматы

Несет назойливая грусть

Из тучи дымчато-лохматой!

Автобус скоро увезет

Меня, отбросив все сомненья…

А дождь прощальный льет и льет,

В траву вживляя ожерелья.

В предтундровом крае

Миниатюрные, словно игрушки,

Выросли сосны – две близких подружки.

Ручки колючие, рост – метр с кепкой,

Ножки к земле припечатались крепко.

Лапкой за лапку друг друга хватая

Ввысь подниматься они не желают.

В этом суровом предтундровом крае

Тот, кто огромен, тот не выживает.

Нынче зима. Окопавшись в сугробе

Юные замерли молча особы.

И на заснеженном белом атласе

Нет их ни выше и нет их прекрасней.

Соснам, одетым в искрящийся иней,

Богом дано быть всегда молодыми.

Вечно им выглядеть словно игрушкам,

Двум невысоким, но близким подружкам.

Клочки ободранной афиши

Клочки ободранной афиши

Поникший столб к себе прижал.

Он фонарем скрипел чуть слышно.

Был тихий полдень, столб дремал.

Во сне своем он видел грезы,

Где сам со сцены выступал,

Где, еле сдерживая слезы,

Рукоплескал ему весь зал.

Он был всемирно популярен,

Был театральной он звездой,

Встречал по свету, регулярно

Фотопортрет блестящий свой…

Чуть знойный полдень, столб поникший

К груди прижал, не оторвешь,

Клочки ободранной афиши,

Цена которым – медный грош.

Высота

Надоела эта высота,

Руки с ней устали разбираться.

Страшно не хватает мне хвоста —

С ним-то проще к выступам цепляться.

Выше быть завистливых врагов

Возжелало преданное сердце.

Где бы раздобыть еще рогов,

Чтобы в стену крепче упереться.

Жалко, что из жизней я одну

Вытянул в небесной лотерее —

Если вдруг смертельно упаду,

То подняться больше не сумею.

А вершина, ой-как, далека!

Я ползу, почти что, обессилев.

Скинули мне б, что ли, облака

Для поддержки парочку бы крыльев.

«Где судьба так тебя размазала…»

Где судьба так тебя размазала,

Где ты выцвел так, постарел?

Распрощаться с земными красками

Ты сознательно захотел?

С голубями сидишь на лавочке.

С ними, видимо, веселей.

Кеды вытоптались до тапочек,

Рядом шапка, в ней сто рублей.

Жажда сильно тебя замучила,

Хочешь выпить, но не воды.

Разнобокие брови скрючило,

В бороде от еды следы.

Что за бледностью внешней прячется,

Может, наш нестабильный век?

Говорят, что так в пропасть катится

Опустившийся человек.

Я не верю, в тебе нет подлости,

И язык твой совсем не колк.

А исчезнуть вернее в пропасти

Ненасытный способен волк.

Завтра, чувствую, буду съеденным

Я безжалостною толпой.

Разреши мне сегодня вечером

В предзакат посидеть с тобой.

Поднимусь ли потом, не знаю я.

Ну, а если не поднимусь,

То с судьбою свое