Чайка

Я гулял возле берега моря

И увидел такую картину:

Птица белая кое-как, с горем,

Тяжело пролетев над пучиной,

С высоты опустила на скалы

Своё полное, жирное тело.

Я взглянул на уставшую птицу,

Покачал головой с осужденьем:

«Где ж ты так ожиреть умудрилась,

Ведь летать ты должна с увлеченьем!»

Но в ответ тишины было мало —

Сбоку речь старика захрипела.

Он подкрался ко мне очень тихо,

Указал своим скрюченным пальцем:

«Вон, смотри, там летает так лихо

Чайки этой папаша-кормилец».

Я смотрю, – и действительно тащит

В клюве мелком здоровую рыбу.

Отче-чайка сидел возле сына,

Наблюдал, как тот глоткою львиной

Поглощает брюшиной обширной

То, что предок украл у пучины.

И сказал мне дедуля – рассказчик:

«Мать-природа накажет ошибки».

Под конец

Ещё немного и станут едиными

Жесткая щетина с белыми сединами.

Бросив беглый взгляд в прошлое с любимыми,

Вспомнить, что когда-то были неделимыми.

Прямо у порога обломалась трость.

Бытие, как кость: треснуло, срослось.

На последней станции бесполезна злость.

На последней станции вспомни: ты был гость.

Подожди немного, ещё только чуть!

У дверных проемов, лишь бы не спугнуть-

Боль и муки кончатся, прошлое забудь.

Кончится дорога, кончится твой путь.

Он пришёл умереть

Забитый, напрасно истерзанный.

Один, замурованный в стену.

Его разобрали на термины

И кличут вороную белой.

Невинный, оплеванный обществом,

В тиши ожидавший конец,

Он с детства любил одиночество.

Он был как его образец.

Как домик, в пустыне заброшенный,

Бесцельно закованный в цепи,

Он шёл по дороге изношенной,

Шёл так, чтоб никто не заметил.

Неслышно пройдя по окраине,

С надрывом закончил свой путь.

Хоть дерзко нарушены правила,

Вот только нельзя упрекнуть…

Опять

Посмотрел ей в глаза:

То ли серые, то ль голубые.

Захотелось сказать,

Передать свои мысли больные.