Обрывки букв

Алеха Юшаева

Алиса Штиль

Судьбы людей, словно осколки душ, ниточки огромного полотна под названием Жизнь, обрывки букв, переплетаются, разрываются, блекнут, истончаются. Удивительно, но никто из пассажиров обыкновенного метро не знал, что выпадет на их пути, никто не предполагал, какое обстоятельство заставит их понять прелесть свободы. Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Янтарное вспенилось. Мужчина как-то хищно улыбнулся и высунул язык в предвкушении шипящего в глотке напитка. Под носом завертелся восторженно-любимый запах свободной молодости. Он бережно завинтил крышку и поставил бутылку около ноги, чтобы она не уехала вместе с поездом. Жадный взгляд выпил содержимое кружки раз двести, но медленные руки ровно нарезали колбасу, оттягивая блаженное мгновение. Короткие, сморщенные пальцы подцепляли красную кожуру и вели ею хороводы, один за другим. Крошки хлеба потерянно падали на разрезанную тысячами ножей клеенку, не имея возможности вернуться к миллионам подобных себе. Жирный, копченый кружок упал на ржаной прямоугольник, заставляя слюну голодного человека обильно вырываться к зубам. Пальцы, толстые, грязные от пыли, с оторванными заусенцами, зажали бутерброд и торжественно поднесли его к губам.

– Слышь, ты чего такой смурной? – жуя, обратился мужчина к попутчику.

Тот поднял голову и с видом только что проснувшегося человека смотрел на хлебающего пиво.

– Ты – домой или еще куда?

– Домой, – хрипло отозвался попутчик.

Его руки были крепко сжаты в замке, черные армейские полуботинки прочно стояли на трясущемся по рельсам полу. Темные глаза безучастно смотрели на пухлого мужчину, передвигающего челюстями, смакующими божественный дар.

– Лёня, – гаркнул пьющий, протягивая жирную руку.

– Дима, – ответил попутчик, нехотя пожимая широкую ладонь.

– Оч-чень приятно познакомиться, – самодовольно улыбнувшись, проговорил мужчина, возвращаясь к еде.

Дмитрий отвернул голову к окну и увидел мчащиеся за плечо размазанные деревья, кусты, травы. Уже больше шести лет он не был в родных краях, где его всё ещё ждала старушка-мать и красавица-сестра. Семья, конечно же, не знала, что в скором времени он переступит порог их древнего домика, покосившегося от жизни и сильного ветра. Он никому не написал ни строчки, никому не позвонил ни на минуту. Нравилось ему появляться неожиданно, с маленькими сюрпризами в сумке, с длинными рассказами о местах, где ему приходилось побывать, о людях, что попадались на его трудном пути, об услышанных небылицах и былях. Мама будет рассеянно улыбаться и спешно ставить разогревать вчерашние пироги, которые не доели с именин тёти Любы или тёть Кати. Её повседневное домашнее платье давно выцвело, но она так сильно любит его, что ни за какие коврижки не выбросит и не подарит ему вторую жизнь в виде половой тряпки. Это платье было куплено еще в другой стране, еще в другом веке, когда отец, сгорбленный под тяжестью фетровой кепки старик, умирал на операционном столе под тщательным бдением криворуких хирургов. А в доме всё так же тепло и уютно, всё так же висит ковер на стене, что маленький Дима по ночам изучал глазами, всё так же белая печка занимает половину дома, выдавая каждый день свежий хлеб. На потолке, наверное, до сих пор блестит хрустальная люстра, шепчущая ночью о своей старости подружке-пыли. По углам прячутся робкие паучки со своими крохотными семьями, развесившими прозрачные домики. Высокие лакированные шкафы, выстроенные в ряд, ежедневно хранят чуткий сон хозяйки дома, а когда её нет, они яро защищают всё её небогатое имущество. Пуховая кровать с тремя подушками, вышитыми сухими руками, сплетенным разноцветным покрывалом, с неуклюжей игрушкой-зайцем. Этого недорослика смастерила сестра в пятом классе, вдохновившись рукоделиями деревенской учительницы. Мать до сих пор смотрит на него каждый вечер и улыбается серому ушастому. Правда, он всегда молчит и даже не желает выпрямлять свою косую линию рта. Единственный, кто красноречиво болтает с женщиной, – это черный прямоугольный ящик, присланный четыре года назад на одну из премий сына. Пусть она и включает его, чтобы подпеть старой