Тем, кто рядом в пути

1998 год. Вечер. В тесной комнате толпа, неразбериха, сумбурные перепалки, огромные рюкзаки, горы продуктов и снаряжения.

Не хватает объемов – в комнатах, в мешках, в мыслях.

Не хватает объемов воображения, чтоб охватить все то, что ждет нас впереди.

А в три часа ночи старт.

Мгновенное затишье…

Крохотный уголок одиночества. Перед глазами пробегает время и тянет за собой вереницу людей, событий, побед и пощечин…

Остро хочется одного – чтобы все вернулись домой.

Все те, кто был, есть и будет – РЯДОМ В ПУТИ.

Рядом. И в горах и в «цивильной» житухе. На ледяных стенах и в шумных застольях, в долгих ночных беседах и в коротких болезненных встречах.

В каждой строке – частичка вашего огня.

1998 год. Северные склоны Эльбруса. Позади – вершина по северному пути. Базовый лагерь. Высота 4800. Разорвало все палатки. Двенадцать человек в тесной пещере. Вторые сутки…

И невольно твердишь про себя строки :

Пока мы полны разрушительной силой экстаза,

В отсутствии чувства вины —

Никто из нас не будет наказан,

И все доживут до весны —

длинной, как первая ночь.

Мы смоем с кожи блудливый грим

и встанем на новую твердь.

Никто из нас не вернется таким,

каким нас запомнила Смерть!

    1998

ТРИСТАН И ИЗОЛЬДА. БРАЧНАЯ НОЧЬ ПОД НАРКОЗОМ

Я буду часто менять города и прописки,

В транзитных сердцах пораженных коррозией.

Я буду знать, что ты очень близкая —

Скрипишь по арктической шапке полозьями.

В ночь привокзальную улицам слякотным

Выпадет снег, подгулявшим десантником,

На лаковой плоскости легкая вмятина,

След от локтей твоих, или… романтика.

Изольда, мне пора, а я…

А я – не в силах.

А ты сегодня занята,

а завтра может с рук сойдет,

И, кстати, дел невпроворот —

такая блажь.

А где здесь плата за ночлег,

а где влияние светил…

Холодный лестничный пролет,

И бред, оплаченный вперед.

Изольда, этот дом не наш!

И ночь застирана до дыр…

Молчанья рвущийся пунктир —

Блиндаж с проигранной войны…

И в подтверждении вины,

Стоит, волнуясь, у стены —

Чужая девочка с лицом, похожим на твое…

Я помню тебя…

Отражением пламени в черной воде,

Неумелым твореньем мечты моей.

Господи, где?

Бесплатное небо для каждого ждущего,

Звезды в упрек покосились опасливо.

Все, что нам было за это отпущено —

Мы были счастливы, Изольда.

Мы были счастливы!

Но угловатая детская пластика

Прячет незримое чье-то присутствие,

Глаз твоих распятия пугают, как свастика,

Каждое слово звучит, как напутствие —

В суетный склеп для слепых и доступных,

Савана вечности ржавые клочья,

Где отречённо, смешно и преступно,

Мы были истерикой прожитой ночи.

Знаешь, я тоже могу неопрятными

Прядями истин трясти пред могущими,

И на щеках нездоровыми пятнами,

Маскировать свою скромность гнетущую

Господи, как ты внимательно слушаешь,

Легкая холодность наспех наброшена,

Завтра просплюсь и, наверное, струшу я,

Завтра я так не смогу… по – хорошему!

Брось, это просто бессилие плачется.

Боли тебе без меня причитается,

Я буду верным для всех, кто останется,

Это побег. А слова… не считаются!

    1997 г.

ЗАПАСНОЙ ГЛАДИАТОР ИЛИ ДРОЖЬ В РУКАХ

В моих глазах блудят чужие сны

И за хребтом – хребет и снегу – по колено…

И до победы – две весны, а до тебя…

А до тебя еще четыре Карфагена.

Она выбирает черный цвет,

Из гаммы разных цветов.

А то, что ты говорила “ нет»,

Уже не узнает никто.

Она чертила какие-то странные знаки,

Она цепляла вскользь крамольные темы,

Я смотрел глазами умной собаки,

И курил сигареты марки «СEMEL»

На аллеи снег ложится

На аллеи снег ложится,

пусто в парке.

До рассвета ей не спится,

ночь насмарку…

И хандра унылой прозой,

дней запутанных волокна,

И давно в забытых позах

спят всевидящие окна.

И находчивым Прокрустом

по привычке

Ночь растягивает чувства —

безгранично.

А меня – как будто нету.

И молчанье – неуместно

На стене среди портретов

для меня оставят место.

***

К ней в ночи приходили бесшумные люди,

Приносили ей травы в светящихся чаша