Посторонний. Миф о Сизифе. Калигула. Записные книжки 1935-1942
Альбер Камю
Библиотека классики (АСТ)
В этот сборник вошли произведения как раннего периода творчества Альбера Камю, так и его яркого расцвета одновременно как писателя и философа.
От ранних эссе «молодого бунтаря», в которых философское и литературное начала переплетаются самым естественным и изысканным образом, а Камю еще только нащупывает понемногу свой уникальный «творческий почерк», – к «Мифу о Сизифе», «Постороннему» и «Калигуле». К вечно актуальным, поистине революционным произведениям, перевернувшим сам образ мышления интеллектуальной молодежи XX века и ставшим знаменем не только экзистенциализма, но и нонконформизма в целом.
Также в издание вошли записные книжки Альбера Камю, датированные маем 1935-го – февралем 1942 года.
Альбер Камю
Посторонний. Миф о Сизифе. Калигула. Записные книжки 1935–1942
Albert Camus
L’envers et l’endroit
Noces
L’ete
La mort heureuse
L’etranger
Le mythe de Sisyphe
Caligula
Le malentendu
Carnets i (mai 1935 – fevrier 1942)
© Editions Gallimard, Paris, 1942, 1958, 1959, 1962, 1971
© Перевод. Т. Чугунова, 2015, 2018
© Перевод. Л. Григорьян, наследники, 2019
© Перевод. Д. Вальяно, наследники, 2018
© Перевод. С. Великовский, наследники, 2013, 2018
© Перевод. Н. Галь, наследники, 2019
© Перевод. Ю. Гинзбург, наследники, 2017
© Перевод. М. Ваксмахер, наследники, 2019
© Перевод. О. Гринберг, наследники, 2019
© Издание на русском языке AST Publishers, 2020
* * *
Изнанка и лицо
Жану Гренье
Предисловие
[1 - © Перевод. Д. Вальяно, Л. Григорьян, наследники, 2019К изданию 1958 года.]
Эссеистика, объединенная в этом томе, писалась в 1935–1936 годах (мне тогда было двадцать два года) и была опубликована мизерным тиражом в Алжире год спустя. Это издание давно уже стало библиографической редкостью, и я упорно отказывался от переиздания «Изнанки и лица».
В моем упрямстве не было никакой тайны. Я ни на йоту не отказываюсь от того, что запечатлено в этих текстах, но их форма всегда казалась мне неуклюжей. Предрассудки, связанные с искусством, которые я мимовольно взращивал в себе (к этому я еще вернусь), долго мешали мне решиться на переиздание. Но, быть может, виной тому было тщеславие, внушившее мне, что все мои другие книги безупречны? Нужно ли говорить, что дело было не в этом? Просто я более чувствителен к промахам «Изнанки и лица», чем к известным мне недостаткам прочих моих книг. Но тогда необходимо признать, что моя первая книга затрагивает и частично выявляет предмет, наиболее близкий моему сердцу. Покончив с вопросом о художественной ценности этой небольшой книги, я могу сознаться, что для меня очень важна такая ее ценность, как ценность свидетельства. Я говорю сугубо о себе, так как именно для меня она о многом свидетельствует и именно от меня требует верности, трудность и глубина которой ведома мне одному.
Попытаюсь объясниться.
Брис Парен не впервые утверждает, что эта маленькая книга содержит лучшее из написанного мною. Парен ошибается. Но я на этом не настаиваю, зная о его доброжелательности, я понимаю его категоричность, свойственную людям искусства, и нетерпимость к тем, кто имеет дерзость предпочитать то, чем он был, тому, чем он стал. Брис Парен ошибается потому, что в двадцать два года, если ты не гений, то лишь начинаешь постигать азы писательства. Но я понимаю, что Парен, этот убежденный враг искусства и философ сострадания, имеет в виду. Он имеет в виду – и тут он прав, – что в этих неуклюжих страницах больше доподлинной любви, чем во всех последующих книгах.
Каждый художник хранит в глубине души особый источник, который питает в течение всей его жизни то, чем он является, и то, о чем он говорит. Когда источник иссякает, мало-помалу видишь, что творчество засыхает и растрескивается. Эти бесплодные территории искусства больше не животворит невидимый поток. И когда этот истончившийся, как волос, источник становится скудным и безводным, художнику, покрытому ошметьями жнивья, остается молчать или болтать в гостиных, что одно и то же. Что до меня, то я знаю: мой источник – в «Изнанке и лице»