Александр Лизунов – автор двух поэтических книг: «Птицы над городом», Омск, 1985 и «Точка отсчёта», Омск, 1989.

Также под псевдонимом Люб?слав Качурин опубликовал три философско-публицистические книги: «Между Большим Взрывом и Богом», Altaspera (Канада) и Ridero (Россия), 2018, «После Большого Взрыва. Бог и другие обвиняемые», Ridero, 2019 и «Метафизика реальности или Золотой ключик ДНК», Ridero, 2020.

Член Союза российских писателей.

«Когда и как Бог на душу положит…»

Когда и как Бог на душу положит

Другие краски, свежие мазки,

Появятся по замыслу его же

И храмы тут, и новые мосты.

Всем хватит благ, краям большим и малым,

И может скоро – планы велики —

Доставят и сюда стройматерьялы,

На берега Смородины-реки.

Ведь сколько уж – не счесть по Круголёту —

Вод утекло в суровое вчера, —

Калиновы опоры и пролёты

Менять, пока не рухнули, пора.

Пора прислать рабочих на подмогу,

Поскольку в капремонте есть нужда,

На эту непроезжую дорогу,

Ведущую из Яви в Никуда.

И надо ж завезти асфальт и гравий,

Пока не наступили холода

На этой захолустной переправе,

Где заржавел шлагбаум блокпоста.

Зима, зима… Но стройка всё на месте,

И только этот снег в тиши ночной

Парящий – беззастенчиво небесный,

Упавший – вызывающе земной.

«Милости ждать ли от нашей суровой природы, …»

Милости ждать ли от нашей суровой природы, —

Вновь суховей пролетает над жухлым жнивьём.

Перебедуем мы эти голодные годы,

И уж тогда заживём!

Мы бы дружили со всеми, но хочешь-не хочешь,

Враг до сих пор не даёт нам расстаться с ружьём.

Только скорее бы все эти войны закончить,

И уж тогда заживём!

Как мы плывём, ведь кораблик наш явно сломался,

Что-то горит и опасно трещит уже в нём.

Выдадут всем аватар и поселят на Марсе,

И уж тогда заживём!

«Среди одичалых кустов…»

Среди одичалых кустов,

за околицей прямо —

Облезлые стены

забытого божьего храма.

Ломали, видать, да и плюнули —

сложено крепко.

Что, съели, канальи? —

хоть тут не обидно за предка.

– Как церквы названье? —

вопрос зададите раз триста.

– Да кто её знает?

Мы были тут все атеисты.

То склад был, то клуб, —

что ни год, то иная морока,

Теперь вот и вовсе —

ни светлого завтра, ни Бога.

В проёмах пустых

только эхо от криков вороньих,

А нимбы святых

так похожи на петли верёвок.

Греховное семя,

чего же нас тянет обратно?

Приимешь ли блудных детей своих,

матерь Оранта?

Захочешь простить

эту страшную пустошь и нежить,

Утративших веру

пускай не спасти, но утешить?

…И, видимо, этот

вопрос посчитав разрешённым,

Плечистый красавец

с окна отдирает решётку.

«Сегодня храм опять нужней бассейна…»

Сегодня храм опять нужней бассейна,

Что рыли тут вчера большевики.

Но где условий больше для спасенья

Души, которой надо смыть грехи?

И окропленье под иконостасом

Едва ль надёжней обещает приз,

Чем праведное плавание брассом

С осмеянною верой в коммунизм.

А с той другою, истовой и твёрдой,

С Христом, переборовшим Ильича,

Источники воды живой и мёртвой

Мы разве лучше стали различать?

Есть заповеди, есть и заповедник,

Куда запрещено пускать других.

Где правят бал в державе нашей бедной

Крамольники, а где еретики?

И с мудрою печалью смотрят деды

На мир, который давит кризис злой,

Благославляя наши новоделы —

Распорки между небом и землёй.

«Если уж выбрали краски…»

Если уж выбрали краски

для разных морей,

То, для наглядного

их изучения в школе

И рисовали бы шарик наш,

как акварель:

Белое, Чёрное, Жёлтое,

Красное море.

Только движение кистью —

и станет вода

Хоть и оранжевой,

как в детской песне поётся.

Кто-то же ищет названья

практичней куда —

Зря ли о собственном море

мечтали японцы.

Может и Чайна

пока оставаться горда

Тем, что на карте

китайский стоит иероглиф.

Наше вот, Русское море,

девалось куда? —

В тот ли провал,

где язык наш забыт или проклят?

Только даны ли права

в географию лезть,

Тем, кто за них

не привык отв