Похождения копирайтера
Ольга Викторовна Новикова
И пусть официально копирайтер – это создатель рекламных текстов, генератор рекламных идей и т. д. Но, поверьте, могут быть варианты…
"Автор считает нужным предупредить, что в "Воспоминаниях" этих не найдет читатель ни прославленных героических фигур описываемой эпохи с их глубокой значимости фразами, ни разоблачений той или иной политической линии… Если приходится говорить автору о себе, то это не потому, что он считает свою персону для читателя интересной, а только потому, что сам участвовал в описываемых приключениях и сам переживал впечатления и от людей, и от событий… "
Тэффи "Воспоминания".
" У ч и т е л ь: Дети, запишите предложение:
"Рыба сидела на дереве".
У ч е н и к: А разве рыбы сидят на деревьях?
У ч и т е л ь: Ну… Это была сумасшедшая рыба…"
Братья Стругацкие "Понедельник начинается в субботу". Пролог.
Пожалуй, мой путь отечественного копирайтера начался с мамы. Вернее, с маминой проницательности и дальновидности, когда она поняла, что ее девятимесячную дочь (то есть меня) могут унять… журналы и газеты. С того дня, когда мама бросила мне в манеж, где я тщетно пыталась ходить, старую подписку "Науки и жизни", мамина жизнь превратилась в "почти рай". Я самозабвенно листала и рвала, рвала и листала журнальные страницы, пока не научилась читать – где-то до шести лет. До этого я только запоминала тексты, чем нехорошо поражала воспитателей в детском саду и наводила на противоречивые подозрения. Например, когда мне в четыре года дали выучить стихотворение С. Есенина "Белая береза", я не только выучила, но и без запинки прочитала его на детском утреннике, вызвав скандал между воспитателями и родителями.
–Да, она подглядывала! – Кричали одни.
– Так нечестно, наши дети тоже имеют право на шпаргалки! – Возмущались другие.
Когда мама вплыла в зал, где рядом со мной, жующей яблоко и рассматривающей чей-то журнал, ссорились раздраженные взрослые, то сразу бросилась на амбразуру: "Как она могла подглядывать?! Она же читать не умеет! Вот, убедитесь!" Все, кто должен был убедиться, посмотрели в мою сторону, где я аккуратно вырывала из журнала листы с текстом, безразлично склыдывая их в стопку, но с интересом и умилением разглядывала картинки… Мамину логику приняли, успокоились, отобрали у меня остатки журнала и разошлись. А мы с мамой молча пошли домой; она, с мыслями о том, что приготовить на ужин, я – с только что зародившимся и непонятным чувством вины. С тех пор мне стало ясно, что надо учиться читать.
И годам к шести я-таки научилась…
Это умение мне здорово пригодилось, когда моим родителям (это было в тысяча девятьсот… году) вздумалось на лето отправить меня в детский пионерский лагерь. Отдать в такое заведение с непререкаемой репутацией еще даже не октябренка и не школьницу ( в школу я должна была пойти только осенью) было, в то время, весьма непросто. Помогли связи: бабушка – завхоз с многолетним стажем. На ней и только на ней держалось все лагерное хозяйство. Договорившись с кем надо, бабуля записала меня в смешанную группу восьмилеток. То есть, где меня еще не должно быть примерно года два. Так в шесть с половиной лет я стала блатной в подмосковном советском лагере под названием… Мои привелегии спасали меня от нескольких вещей: от тихого часа, от занятий в рисовальных, вязальных и паяльных кружках, но от лагерной еды не спасала даже бабушка. За две с половиной недели, которые я провела в этом инкубаторе, где все ходят строем, встают в семь утра на зарядку и едят на завтрак манную кашу, я пыталась сбежать два раза. Но лагерь, как средневековый замок, был окружен непроходимом лесом… поэтому мне удавалось только добежать до ограды и спрятаться в кустах часа на два. Я брала воспитателей измором. Попытки оказались небезрезультатны: мне разрешили читать по ночам (под грифом "Совершенно секретно" для заведующей) и вернули книги и карманный фонарик.
В то время я читала под одеялом детскую фантастику. Кир Булычев и Александр Беляев стали моими проводниками в иные миры, в которых я попеременно находилась все время, пока была под лагерным надзором.
Однажды в на