Провинция

Ты остаёшься в этом городке,

в котором, говоришь, дошла до ручки,

где люди не возводят на песке

дворцов, но от получки до получки

от голода не мрут, и в каждом доме

на Рождество есть водка и боржоми.

Хотя там строят банк и в год на сто

процентов на проезд меняют таксу,

все перемены в городе не что

иное, как явленье параллакса.

Там до сих пор Ильич у исполкома

стоит, не осквернён и не изломан.

Случается, что я тебе звоню —

сказать «Привет!»,

затем спросить «Ну как ты?» —

всего лишь два иль раза три на дню, —

настолько редко, что об этих фактах

рассказывать заезжим ротозеям

могли бы в краеведческом музее.

Сигнал шлёт АТС не наобум,

но через раз я в трубке различаю

такой далёкий и нездешний шум,

как будто барышни, озорничая,

со мной соединяют переменно

то абонента, то эфир вселенной.

    Мытищи

Дан и Англь

Древняя легенда

Пахнуло Англией и морем.

Марина Цветаева

Отныне будешь одинок.

Безрадостна удача в споре.

Суровый Дан, тебе – восток,

а брату – запад.

Брату – в море.

Детьми вы бились до кровей,

что б ни делили – хлеб ли, ранг ли.

Драккар плывёт, среди людей

ещё ты различаешь Англя.

Так с древних повелось веков,

чем крепче, тем страшней объятья.

Непримиримей нет врагов,

чем коронованные братья.

Постой же, брат! Давай не так!

Умолкни, сталь! Мы бросим жребий.

И кто король, а кто варяг,

пускай решится там, на небе.

…Драккар за горизонт махнул.

Прощай, мы больше не повздорим!..

Дан отвернулся и вздохнул.

Пахнуло Англией и морем.

Армейская история

1

Всё те же потолок, углы и стены,

и день такой же точно, как вчера,

и год ещё не будет перемены.

А за окном – январская пора.

Не очень подходящая погода

для тех, кто заступает в караул.

Всего лишь час остался до развода,

и ты бы с удовольствием уснул.

А сам не спишь, сидишь, усталый, сонный.

Эх, выспаться б вперёд на много лет!

Но хочется дождаться почтальона.

А почтальона что-то нет и нет.

Но наконец-то двери заскрипели,

кричит дневальный: «Рота! Почтальон!»

На почтальона тут же налетели

и, облепив его со всех сторон,

кричат ему, что голову открутят

за то, что он так долго пропадал!

А из угла «старик» какой-то шутит:

«Алло! Почтарь, а мне ты написал?!»

И все, толкаясь, письма вырывают,

«А мне?! Мне есть?!» – с надеждою крича.

А почтальон тогда на стол кидает

всю почту, возмутившись сгоряча:

«Да нате всё, прикладом вас в коленку!

И разбирайтесь сами, бог ты мой!»

Письмо Крылову, Павлову, Павленко,

опять ему, и вдруг – тебе письмо!

И ты невольно восклицаешь: «Ну-ка,

сюда его! А ну-ка, от кого?»

Протягиваешь за конвертом руку,

но кто-то ловко выхватил его.

И в шутку говорят: «Тебе не к спеху,

год впереди, успеешь, не спеши.

Ты рад – тебе письмо, а нам – потеха.

Так поделись же радостью – спляши!»

Все ждут тебя, и никуда не деться,

и хочешь, нет – давай пускайся в пляс.

Но нет желанья, хочешь отвертеться:

«Да я спляшу, спляшу, но не сейчас».

«Не хочешь – отжимайся!» – брякнул кто-то,

и сразу взрывом разразился смех.

Но ты упёрся: «Не хочу, и всё тут!

Давай сюда письмо! А ну вас всех!»

И кто-то крикнул: «Ладно, чёрт с ним, братцы!

Ну жмот и есть жмот, что ни говори!»

«Да бросьте вы!» – ты хочешь оправдаться.

Тебя перебивают: «На, бери!»

Ну вот, и так ты был не в настроеньи,

теперь ещё поссорился. Ну что ж,

тебе письмо досталось в утешенье,

и ты конверт нетерпеливо рвёшь.

2

Кто в армии служил, наверно, знает,

как тот, кому и двадцати-то нет,

с трудом от прежней жизни отвыкает,

к которой привыкал он столько лет,

и кто, привыкнув к безграничной воле,

власть командиров и устав познал,

кто никогда не натирал мозолей,

а тут ещё и в кровь их разодрал,

кто каждый вечер пел, купаясь в ванне,

и по утрам под душем тоже пел,

а здесь лишь раз в неделю водят в баню,

причём «кто опоздал, тот не успел»,

тот знает, кто с замёрзшим автоматом

встречал зимою на посту рассвет,

как наши письма дороги солдатам,