Как-то летом.

… – Ой, только не надо на меня так смотреть, шо тот Ахмед на свинину!.., – дядька с горечью насупился, отворачиваясь и потягивая больную спину, – И шо вы так смотрите на меня, Семён Маркович, ей-богу, пожалейте вы уже мои старые нервы…

…Я вчера выкатился какого-то чёрта пешком со свадьбы друга моего Славика посреди летней ночи в полном удовлетворении чувств, и докатился-таки видимо того-же самого чёрта до медвытрезвителя… И вот я лежу боком утречком на невысокой деревянной наре, а напротив меня сидят два пожилых мужика в костюмах, и у Семёна Марковича даже гвоздика пожухлая болтается в петличке, и туфли на них обоих остроносые, щёгольские, но это мне не интересно. Мне интересно, что у обоих мужчин под глазом абсолютно симметричные здоровенные фингалы баклажанового цвета, с тем лишь отличием, что у Семёна Марковича бланш вокруг левого глаза, а у Давида Семёновича наоборот вокруг правого.

… – А мне и смотреть уже не можно на вас, уважаемый Давид Семёныч? Что вы хочете мне сказать тем?, – так же добродушно удивляется второй, поднимая брови. – Ой, успокойтесь вы ей-богу… Мне нет никакого дела, что вам таки можно, а что вам не можно! Тем более после вчерашней этой вашей выходки, ей-богу!..

– Моей выходки?!, – Давид Семёныч так удивляется, что позвоночник ставит колом, и смотрит сверху, скрещивая пальцы, – Вы сейчас сказали – «моей выходки»?..

– Нет, мне это нравится…, – Семён Маркович так обескуражен, что не находит слов. Он наклоняет голову, и смотрит на друга одним глазом без фингала, как сорока в мосол, – А чьей же то была выходка, объясните мне, будьте так ласковы!.. Нет! Я прошу вас и настаиваю – объясните мне, и чьей же по вашему была эта идиотская ваша выходка?!..

Скрипучая центрифуга плавно замедляет ход в моей голове, и сквозь прищур глаз я с интересом подслушиваю, но кроме выяснения отношений двух язвительных стариков, я ни чего не понимаю, и Давид Семёнович вдруг совсем уже теряет терпение, и хлопает несильно меня по плечу, переходя на неприличный визг:

– Нет, вы послушайте его, молодой человек, кто из нас не прав!.. Я вижу, вы почти не спите, послушайте его, что произошло, пока не случилось что-то страшное с этим Семёном Марковичем, будь он уже здоров!.. А было вот чего. Вчера Давид Семёнович и Семён Маркович спокойно ехали в троллейбусе №-4 из парка что в Христовке домой на площадь Октября. И вчера Давид Семёнович, так же как и Семён Маркович не забыли помянуть друга ихнего Изю из Калуги, ибо друг Изя из Калуги (добрейшей души человек!) отдал богу душу ровно год назад именно этого числа.

… – Как в воду глядел!..

И друзья добросовестно и тщательно помянули того Изю добрыми словами и двумя литрами вина «Порто-№7 (столовое, второй розлив)», и мирно ехали в троллейбусе №-4 домой, говорю. И вот едут они и едут, а народ выходит и входит, и жизнь течёт своим чередом, и Семён Маркович задумчиво размышляет вполголоса, вспоминая покойного Изю из Калуги:

… – Так вот, Дава дорогой, был человек, и нет теперь человека… Воскресный вечер, квитанция на электричество, котлеты с рисом, эпилептический криз, и всё. Нету больше Изи…

И тут Давид Семёнович вдруг замечает, что незнакомая полная дама напротив, сидя у окошка, вдруг выкатывает из орбит глаза, и начинает ими вращать по кругу, и моргать с силой, и опять таращить, делая глазами маятник… Мужчины легонько толкнули друг-друга плечами и уставились на несчастную, бормоча тихо и понимая друг друга с полу-звука:

– Ей-богу, совсем как у нашего Изи… – Надо на бок её положить… – Зачем? – Только аккуратно… Чтобы она… Как наш Изя…

– На бок?..

– Угу…

И друзья тихо встали, и стали осторожно укладывать несчастную женщину на бок…

… – И эта дура..!, – Давид Семёнович начинает краснеть от воспоминаний, отпихивая друга, но Семён Маркович всё-равно перекрикивает его:

… – И эта дура вдруг очень громко кричит «А», и бьёт таки меня ридикюлем по физиономии!.. Вы представляете?.. Вы бы видели тот ридикюль!.. То не ридикюль, а багажник у моего «Москвича» 412-ой модели!..

… – А всё потому, что кое-кто, я не буду показывать пальцем, какого-то чёрта решил, что у дамы таки п