Моим любимым сыновьям

    Ивану и Даниле

— А что бы произошло со всеми нами, если бы в нас исчезли жадность, зависть, корыстолюбие, подлость, а остались только верность, преданность, способность бескорыстно дружить и беззаветно любить?

– У нас бы выросла шерсть, отрос хвост, и мы бы стали собаками…

    с просторов интернета

* * *

С какого момента на кладбище стал жить щенок, никто уже не помнил. Он прибился совсем маленьким – вероятно, его просто подкинули к въездным воротам, кто-то из сторожей пожалел бедолагу и стал подкармливать. Щенок оказался умным, не мешал людям, не надоедал и не безобразничал, его терпели и даже смастерили некое подобие конуры возле кладбищенской сторожки.

Щенок был не только умным, он рос терпеливым и внимательным. За осень он выучил все закоулки на кладбище, нашёл интересные для себя места, знал, как пахнут те, у кого горе свежее и плачущее, отличал их от тех, кто уже примирился и просто приходил посидеть на лавочках возле могил.

Сильное горе пахло прелой листвой, моросящим дождём, пустотой, ветками, валяющимися на пыльной земле; оно туманом окутывало человека, и когда тот уходил, ещё долго висело облаком возле могилы. Щенку не очень нравился этот запах. Он знал, что, даже если подойти ближе, эти люди будут смотреть на него стеклянными глазами, не заметят, не погладят, запах земли, дождя и веток будет окутывать их плотным коконом. Если лизнуть человека с этим запахом, тот не очнётся, на языке останется противный вкус дождевых червяков и придётся долго лакать воду, чтобы смыть его с языка.

Щенок любил, когда человек пахнет теплом, едой, беспомощностью, можно слезами, – так пахнет детское мыло: уютом и грязными ладошками. Люди с таким запахом часто обнимались со щенком, рассказывали ему что-то своё, очень важное; иногда они начинали плакать, и щенок мог лизнуть руку, гладящую его по голове, ткнуться в коленки влажным носом и успокоительно посопеть.

* * *

В этот день на кладбище появился незнакомый запах. Острый, горький – так пахнут щепки, отлетающие от поленьев, когда сторож рубит их на дрова для печки. Так пахнет трава, растущая в глубине кладбища, – щенок знал, что люди называют её полынью. Ещё так пахнет дым от печки и зола, которая остаётся в ней. Щенку нельзя было играть с золой; он один раз попробовал, сторож потом долго ругался, мыл щенка холодной водой и строго-настрого запретил совать нос в печку. Так, да не так пах этот новый запах, было в нём ещё что-то, что щенок не мог узнать, что-то очень манящее, интересное, волнующее… И щенок помчался знакомиться.

Возле одной из новых могил, на тропинке, которую с утра расчистил сторож, стоял молодой черноволосый мужчина, небрежно опираясь на трость, и задумчиво ковырял ногой снег. Щенок остановился в паре шагов, наклонил голову набок, разглядывая незнакомца.

Молодой человек перевёл взгляд зелёных глаз на щенка, улыбнулся, присел на корточки и протянул руку вперёд, явно приглашая познакомиться поближе. Щенок обрадовался, вильнул хвостом и подошёл ближе, обнюхивая протянутую ладонь. Ладонь пахла странно – щенок удивлённо попятился, а молодой человек засмеялся:

– Что, дружочек, боишься меня? Пахну непривычно?

Он всё ещё дружелюбно держал руку протянутой, и щенок снова приблизился. Рука мягко прошлась по голове, по вытянутой морде, потрепала ухо. Щенку стало не так страшно, он сел, лизнул ладонь. Язык расцвёл солнечными зайчиками, и щенок внезапно успокоился, решил, что этот странный человек – друг, с которым весело и так хорошо идти вместе в приключение.

Они ещё немножко постояли рядом на заснеженной дорожке возле могилы. Парень посмотрел на часы, отряхнул снег, налипший на полы длинного чёрного пальто, ещё раз потрепал щенка по рыжей мохнатой голове и заспешил к выходу. Щенок остался принюхиваться к новому запаху, пытаясь отгадать, на что же ещё он похож.

* * *

Дни бывали или плохие, или хорошие.

Сегодня был хороший день. Мышь наконец выбралась из-за поленницы и собралась куда-то по своим мышиным делам. Щенок караулил её пару недель, но ему не везло: мышь сидела в дровах и ей никуда не было нужно. Теперь щенок её почти догн