Осколок белого бумеранга
Олег Механик
Кажется, что выхода нет, и ты в тупике. Тебе подсунули неправильную жизнь, тебя подкинули в этот враждебный и злобный мир. Всё идёт по накатанной, серый колобок жизни катится через школу, ПТУ и закатывается в ворота военкомата. Бах! Взрыв противопехотной мины делает тебя инвалидом. Здесь на жизни неудачника нужно ставить жирный крест. Но как раз с этого самого момента твоя жизнь только начинается и в ней скоро случится великая дружба, неповторимая любовь и множество интересных приключений. Ты создашь свой бизнес, о котором не мог и мечтать, будешь жить в Барвихе, станешь управляющим большой сети столичных кафе. Всё это благодаря встрече с одним человеком. Этот человек научит тебя любить жизнь и радоваться каждому отпущенному тебе дню. Содержит нецензурную брань.
Пролог
Голубь снова здесь. Я уже перестал ему удивляться. Он прилетает каждый день в одно и то же время, словно по расписанию. Белый – белый, без единой помарки в виде пятнышка, или серого пёрышка. Он крупный, просто невероятно большой. Может мне это кажется, но там внизу я не видел таких. Что он делает здесь на двенадцатом этаже каждый вечер перед закатом? Почему именно здесь, в окне моей палаты? Моя кровать расположена вдоль огромного окна, так что я могу подолгу внимательно разглядывать его, любоваться красотой грациозной белой птицы.
По моей просьбе медсестра оставляет жалюзи открытыми. Вид отсюда просто отпадный. Всё свободное время я любуюсь бескрайней, залитой солнечным светом берёзовой рощей и красивыми кучевыми облаками, проплывающими над моей головой в бездонном небе. Эта картина, лучшее, что может показать мне этот мир, прощаясь со мной. Две картины – роща и этот голубь.
Свободное время. Ха! Звучит довольно странно, применительно к человеку, в прямом смысле слова прикованного к постели. Сейчас я похож на муху, запутавшуюся в паутине. Хитрый паук сделал всё, чтобы лишить меня возможности выпутаться. Он сплёл паутину из трубочек капельниц и тонюсеньких проводов, которые пиявками присосались к моей груди. Кончики паутины соединяют меня с насосами, аппаратами, мониторами, которые непрерывно попискивают, строят какие-то графики, таблицы, диаграммы. Машины выводят формулу, благодаря которой безошибочно определяют, сколько мне ещё осталось.
Голубь шумно цокает лапками по жести подоконника и беспрестанно крутит маленькой головкой с крошечными глазками, словно высматривая меня через двойное стекло.
«Хватит здесь валяться, пора лететь»! – Маленькая головка, кивает в сторону, приглашая меня с собой.
Потерпи, дружок, осталось немного. Теперь я могу назвать точный срок, когда присоединюсь к тебе. Это будет послезавтра, в день, когда мне назначена операция.
Арцер, меня будет оперировать сам Арцер. Этого светилу, выдающегося кардиохирурга, Михалыч выписал аж из Гамбурга. Этот последний отчаянный рывок всё, что может сделать для меня так и не случившийся тесть. Он прекрасно знает, что мои шансы ничтожны, как знает это и сам профессор. Только Женька не знает. Она просто не хочет этого знать.
Крохотный шарик от подшипника, диаметром три миллиметра, застрявший в стенке аорты в какой-то момент начал своё путешествие по моей кровеносной системе. Он как в метро пересел с красной ветки на синюю, и путешествовал от станции к станции, пока не добрался до одного из выходов, в моём случае до клапана. Так что без операции, мои шансы равны нулю, а с операцией, в лучшем случае, одному проценту.
Этот крохотный кусочек металла ставит жирную точку, подытоживая мою третью и последнюю жизнь. Да да третью. Этой жизни дал старт тот же самый шарик, который там, в вагоне метро, на скорости тысячи километров в час, как в масло вошёл в мою спину и застрял в стенке аорты.
Что касается второй жизни, то она началась на горной тропе, в тот самый момент, когда я услышал металлический щелчок под сапогом.
Звучит как парадокс, но эти страшные, на первый взгляд события, которые по природе своей должны ставить крест на жизни, делали её более живой и заставляли течь по другому руслу. Живая жизнь это не тавтология. Например, свою первую жизнь я не назва