1.

У подъезда зелёного дома остановился автомобиль. Прохожие заторопились, пожилой господин с бородкой перешёл на другую сторону улицы. Дворник опёрся на метлу.

– Ишь ты, – обратился он к напряжённо дышавшей собаке, – давненько не было.

Из машины вышли трое. Усатый солдат с карабином, худой мужик в кожаной лётной куртке и матрос с усталыми глазами. Не озираясь, вошли в парадное.

– И как вы без ареста собираетесь развязывать языки? – Спросил матрос. – Не те это люди…

– Хорош паниковать, – добродушно сказал худой, – я почувствую.

– Странно, Карп Борисыч, что мне кокаин не даёт такой уверенности в себе.

– Разговорчики!

Они остановились перед дверью с сорванной табличкой, Карп Борисыч позвонил, усатый сделал страшное лицо, матрос вздохнул.

– Кто это? – спросил испуганный женский голос.

– Вэчека, отворяйте!

За дверью прошептали «господи «и всё стихло. Звонок надрывался, и через минуту им отворила пожилая дама. Она смотрела на гостей спокойно, чуть склонив голову набок.

– Здоровия желаю, мамаша! – Сказал Карп Борисыч и протиснулся в квартиру. Матрос засунул руки в карманы и с солдатом последовал за ним. – Такие как вы обычно спрашивают «что вам угодно, господа?»

Матрос осматривался. Квартира людей с некогда хорошим достатком, людей интеллигентных и со вкусом. Серебристые обои в просторной прихожей, портрет Лермонтова в мятой фуражке, последний прижизненный, кажется. Открывшая дверь хозяйка смотрит на вошедших откуда-то очень издалека. Рядом застыла девушка-служанка с ужасом в глазах.

– Прислугу по домам бы распустили, лакеев нынче нету, – сказал Карп Борисыч и задвигал нижней челюстью.

– Позвольте документы, господа, – протяжно сказала женщина.

– Документы можно. Это правильно, – усмехнулся френч, – я – оперуполномоченный уездного ЧК Борисов, со мной следователь Михельсон. А вы – гражданка, как я разумею, Вера Николаевна, вдова генерала и мать контрреволюционера Крымова.

Она взглянула на бумаги и ответила:

– Товарищи из вашего департамента уже были и всё выяснили. Я не вижу причин беспокоить нас.

– Мама, да что же это?! – в прихожей появилась красивая брюнетка в сиреневом платье. Матрос поправил бескозырку с надписью «Слава». Человек с ружьём вытер усы, а Борисов опустил глаза.

– Только мне тут без истерик. Нечего. Мы точно знаем, что ваш муж, – он злобно посмотрел на вошедшую, – находится в городе. И контакты с вами наверняка поддерживает. Учитывая вашу природу, я знаю, что покрывать вы его будете до последнего. Пока власть трудового народа жалеет вас и не берёт в заложники, но это поправимо, ежели вы будете упорствовать.

– Милейший, у вас ордер на обыск, – перебила его пожилая, – прошу вас, приступайте.

– О, деловые люди! – Почти уважительно сказал Карп Борисыч. – Но можно этого избежать. Мы оставим Крымова в покое, если вы расскажете нам о приятеле его поручике Редько Александре Иваныче. Знакомы?

– Вы решили, что мы будем выдавать офицеров? – надменно спросила генеральша.

– Ах ты контра, – прорычал Борисов, хватаясь за кобуру, – пулю хочешь? Офицеров выдавать не желаете, а если бы пролетарий, то за милую душу?

– Мама, прошу вас, – прошептала молодая и загородила её собой. Заговорил Яков Михельсон в форме матроса с линкора «Слава». Голос его звучал мягко, по-русски он говорил правильно, только интонация выдавала белорусское местечко.

– Дамы, напрасно вы это… Мы вам лично зла не имеем. Товарищ Борисов вот ходатайствовал, чтобы вас не арестовали. И не для подходу особого всё выведать, а чтобы без никчёмного насилия. На сей раз советская власть встала в городе основательно и придётся это принять. Строить новую Россию мы вас не агитируем, но и мешать нам не нужно. Вот этот ваш поручик от благородства далёк весьма, погромы чинил на Украине без разбору пола и племени. Из действующей царской армии дезертировал. Деньги очень любит. Оказался в вашем городе. С супругом вашим, Наталья Геннадьевна, знаком с 12-го года, и мы точно знаем, что они имеют сношения.

А про себя подумал: «Ох и красивая… И не так фанатична, как свекровь, по-моему. Повезло же этому Крымову. Что дома не сидится с такой женой? Всё воду му