Зачистка

Леонид Львович Колос

Насколько жизнь человека зависит от окружающих его обстоятельств? От родни, друзей, знакомых? Герой этого рассказа полагает, что он делает свою биографию сам. Что он может игнорировать обстоятельства. Что они никак не влияют ни на ход его мыслей, ни на его поступки. Что внешние обстоятельства, особенно те которые ему не импонируют, он может исключить из биографии, и они никак не влияют на его жизнь. Жизнь его сложилась обыкновенно, даже неплохо. Но, оказалось, были в ней моменты, когда можно было поступить и иначе. А поступил он так, а не иначе, потому что обстоятельства сказали свое слово.

В трубке сказали

– Это Дима, – и последовало уточнение, – Координатор

Сергей Львович прекрасно знал, что означает это слово. Он знал только одного человека, называющего себя координатором. Именно того, который сейчас звонил. И теперь Сергей Львович ждал, что тот скажет.

– Мы тут решили, – Дима чуть замялся, – Расчистить еврейский уголок на кладбище. Ну, вы знаете, наверное, где. По левой стороне от центральной аллеи. Там и ваша бабушка похоронена.

Координатору, подумал Сергей Львович, следует оправдывать свое наименование хотя бы тем, что он определяет координаты еврейского уголка на кладбище. Сергей Львович был в курсе истории этого вопроса. Скорее, проблемы. Евреев в городе практически не осталось. Молодежь частью обрусела, часть уехала. А старые могилы остались. Еврейских могил больше, чем живых евреев. И даже полуевреев. Кто за ними присмотрит, если потомков разнесло по миру?

– Понятно, – невозмутимо произнес Сергей Львович.

– В воскресенье. Как вы на это смотрите?

– Позитивно.

Вообще-то кладбище не входило в его планы, более того, ломало его планы. В пятницу вечером он обычно отправлялся с женой и дочкой на дачу. А в понедельник рано утром семья возвращалась в город. А теперь придется в воскресенье утром тащиться с дачи на кладбище, а потом возвращаться на дачу. Но никуда не денешься. Так диктует долг.

– Ну, так в воскресенье в десять у входа на кладбище, – сказал Дима.

Хотя на еврейском уголке была похоронена бабушка Маша, папина мама, Сергею случилось посетить его всего пару раз. Приходил с отцом. Почти принудиловка. На кладбище его не тянуло. Бабушку он почти не знал. Она долгое время жила в другом городе. Далеко. Сережа ездил к дедушке с бабушкой всего раз, когда заболел дедушка Коля. Давно, еще до школы. Тогда папа взял его с собой.

Ему вспомнилась эта давнишняя поездка. Как ему было томительно скучно у бабушки! Развлекаться вволю ему там не позволяли. Как тогда сказала бабушка, не до веселья. Больной дедушка лежал в дальней комнате. Сережу к нему не пускали. А Сережа с папой, приехавший, несколькими днями раньше папин младший брат, дядя Витя, и бабушка, – жили вчетвером в другой, большей, проходной комнате. Отец с дядей Витей спали на огромном мягком, пухлом диване. Дома у Сережиных родителей такого гигантского, лоснящегося черной кожей, как кит, дивана не было. Да и ни у одного из приятелей Сережа такого дивана не видел. На таком диванище прыгать бы и кувыркаться в свое удовольствие аж до упаду. Но прыгать Сереже не позволяли, потому что шум и пыль вредны больному дедушке.

Папа с дядей раскладывали диван на ночь каким-то непонятным, невероятным образом. Как фокус в цирке. И Сережа стоял рядом и наблюдал, пытаясь уловить таинственную механику превращения дивана в плоскую кровать. Диван, наверное, не очень-то желал поддаваться, превращаться в кровать. Сопротивлялся, и скрипел, как обиженный. На его выдвижной части не хватало одной ножки, и папа подставлял вместо нее два толстых тома из дедушкиной библиотеки. А чтобы днем не было тесноты, папа утром, снова под обиженный скрип и кряхтение, превращал кровать в диван. Сережа спал на легкой и подвижной, как тачанка, раскладушке. Папа и дядя Витя раскладывали диван заранее, но ложились позже. И Сережа изобретал предлоги, чтобы понежиться на диване. Но бабушка на его прихоти не поддавалась. Сказала, как отрезала: каждому свое место. И Сережа понял, капризы тут не прокатят. А еще Сережа обиделся, когда услышал как бабушка, понизив голос п