Назад к книге «Сказки 18-» [Зарина Рашитовна Бикмуллина]

Сказки 18-

Зарина Рашитовна Бикмуллина

Так недавно казалось, что ответственность, НДФЛ, трудовой кодекс и недосып – это страшные монстры, которых взрослые случайно выпускают из выдуманных сказок, не закрыв ночью дверь на кухню.Но выяснилось, что мы все прячем их под кроватью.А для детей они менее реальны, чем драконы, бабайки и буки, и, пожалуй, в этом дети счастливее нас.Нам же остаются только стихи.

Счастливая

Она разрешила себе: дыши,

Теперь ни к чему беречь кислород.

Она разрешила и «жы», и «шы»,

Держа на кончиках пальцев восход.

Она разрешила глаголы с не,

Накинув на киноварь киноварь,

Пока не заплакал чернилами снег,

Пока на дворе был седой январь.

Она разрешила пломбир зимой

И танцы в бледной дымке ветвей.

Скроить волшебное платье самой:

Осталась неделя, быть может, две.

Она разрешила и пить, и петь:

Причина и следствие, А и Я.

С разбега запрыгнуть на скучную треть,

Слегка растянув земные края.

Аляска где-то над головой,

В ногах развалился Советский Союз.

Она решила остаться собой

И вместо крестика ставить плюс.

Успеет потрескаться тонкий лед,

Но вряд ли под зонтик спрячется сныть.

Она разрешила корицу и мед,

Ведь следующей осени может не быть.

Статистика жить не дает до ста,

Но кто запрещает прожить на сто?

Усталой стали моста достать:

Металл – такой же осенний листок.

Не доверяя случайным свечам,

Голодный камин доедает тетрадь:

Никто не узнает, как по ночам

Она заставляла себя дышать.

Старомосковская

Монохромные дети на санках каталис,

Пер’вый снег застывал в некрещеный январь.

Ингибируйте мой гомогенный катализ,

Мой распад из творения в тварь.

Монохромною булошной пахнет за стенкой,

И потоками патока с плюшек течет.

Пририсуйте окно, отоприте застенки,

Я уже не нечет и не чет.

Словно камни и соль прокаженным по коже,

По Москве монохромные хлещут дож’ж’и.

Абырвалги скрипят на промокших прохожих,

Приглашая на борщ и на щи.

Существуют бесцельно пустые тростинки.

Вхолостую круги нарезают часы.

Я хронический стресс заедаю пластинкой,

Не вставая потом на весы.

Нет инструкций ТБ и т.д., даже ес’ли

Одолжить и занять RGB под процент.

Монохромное небо не ведает, есть ли

У бараков кирпичный акцент.

И пока серо-серые сумерки дышут,

Расплываяс по грязной оградке пруда,

Я стою босиком на поехавшей крыше,

Понаехавшая не туда.

Вид на жительство

Как будто опали снежинки тяжелым свинцом.

Как будто попали по пальцам, сломав и лишив.

Не глядя разбитой вчера амальгаме в лицо,

Я делаю вид, будто жив.

Крещенный под Аугсборгом, где-то гудит самолет,

Секунды меняют абстрактное «где-то» на «тут»

Я делаю вид, что люблю вместо чая лед,

А город твердит, что его никогда не сдадут.

Из масляных красок съедобней всего лазурь,

Но прусского много, а синего больше нет.

Я делаю вид, будто сна ни в одном глазу,

Как будто спасает от холода мой жилет.

Эскизы, альбомы, бумага и черная тушь –

Всего за минуту годы развеются в гарь.

Расчерчены окна следами витражных стуж,

И требует жертв от искусства блокадный январь.

Буржуйка сжирает прозрачный закат, акварель,