Вместо эпиграфа звучит нота «фа».
Максим Трубопроводов смотрит на часы, они показывают 17—45. До окончания эпиграфа еще 15 мину. Эпиграф вызывает у него примерно те же эмоции, что и посещение бесплатного стоматолога, но 15 минут – это всего лишь 15 минут. Чтобы как-то скоротать время Трубопроводов достает из кармана пачку дорогих сигарет, долго ее осматривает, словно это не банальная отрава для всех и каждого, а настоящее откровение господа-бога, еще не ставшее достоянием общественности и не превращенное опять таки в отраву для всех и каждого, только намного более опасную для здоровья, чем табак. Закончив изучение внешней оболочки, Трубопроводов решительно вскрывает пачку, извлекает из нее сигарету, внимательно осматривает со всех сторон, обнюхивает, засовывает в рот. Затем с лицом матроса с гранатой, увековеченного на Мамаевом кургане, выхватывает сигарету изо рта и рвет на мелкие части.
Трубопроводов бросает курить. Курить хочется неимоверно, но, будучи известным на всю страну первопроходцем, скандалистом и просто героем, он не может себе позволить такую слабость, как сигарета.
Едва умолкает эпиграф, в комнату входит Валюша. Ей чуть больше 20. Она хороша собой. У нее короткие волосы, небольшая, но очень приятная на ощупь грудь, стройные ноги и вполне приличная фигура. Причем она не из числа известных своей интеллектуальной девственностью эмансипированных красоток, похожих друг на друга, как негры в кромешной тьме. Валюша почти не пользуется косметикой и совсем не носит дежурную улыбку.
Валюше не надо корчить из себя героя, поэтому, войдя в квартиру, она скидывает туфли и, забравшись с ногами на диван, закуривает сигарету. Думаю, если бы поблизости был какой-нибудь Шерлок Холмс, он, глядя на то, как она курит, наверняка сказал бы, что она стерва, и был бы совершенно прав. Валя не пыталась скрывать свою стервозность, а наоборот, при каждом удобном случае демонстрировала ее на Трубопроводове. Они жили вместе уже полтора года – срок, за который ему вполне можно дать звезду героя.
Внешность Трубопроводова я не описываю намеренно, чтобы читателю легче было поставить себя на его место.
Не найдя на расстоянии вытянутой руки ничего, пусть даже отдаленно напоминающее пепельницу, Валюша небрежным, но не лишенным изящества движением сбивает пепел прямо на пол (благо, за чистотой в доме следит Трубопроводов) после чего холодно, словно репетируя роль Снежной Королевы, произносит:
– Я беременна, – и смотрит на Трубопроводова.
– Валюша, я, конечно, все понимаю, но дважды за один месяц шантажировать меня своей репродуктивной функцией, это уже слишком. Не далее, как две недели назад я уже давал тебе деньги якобы на аборт! – необычайно эмоционально реагирует на ее слова Трубопроводов.
– Но ведь тебе понравилась кофточка?
– А нельзя было просто сказать, что тебе нужна кофточка?
– У меня действительно сначала была задержка, а потом они пошли… Не пропадать же деньгам. И вообще, почему это я должна перед тобой оправдываться!
– Ты не должна передо мной оправдываться…
– Тогда не заставляй меня этого делать, – произносит она не терпящим возражения тоном.
Несмотря на биологическую невозможность такого действия, Трубопроводов поджимает хвост.
– Я беременна, – продолжает Валя, выдержав феноменальную паузу, – и мне не нужны твои подачки.
– Чего же ты хочешь, солнышко?
– Я хочу ребенка.
– Что?!
– Я хочу родить ребенка.
– Послушай…
– И не возражай мне!
– Я не возражаю.
– Вот и не возражай.
– Послушай, солнышко, – говорит Трубопроводов, подавая Валюше пепельницу, – я всегда поддерживал твое увлечение авангардом, но сейчас… Подумай, что у нас может родиться после зачатия под пивом и анашой. К тому же ты куришь, а для плода это – верная смерть.
– Хорошо, ты меня подловил. Я еще не беременна, но я твердо решила родить ребенка, хочешь ты того или нет.
– Ты хочешь ребенка?
– А что тут такого удивительного? По-моему, это нормально хотеть детей.
– Но послушай… Беременность… Это нечто вроде глистов или рака. В тебе появляется некая опухоль, которая живет в тебе, питается тобой, срет…
– Не смей так говорить о моем ребенке!
– Хорош