Заповедное изведанное
Дмитрий Владимирович Чёрный
В плеяде «новых реалистов» Дмитрий Чёрный занимает особое место. Став во многом законодателем и теоретиком этого направления современной прозы, опубликовав Манифест радикального реализма в 2001-м, он уверенно встал в авангарде противников «русского постмодернизма», который для либералов и антисоветчиков был «домом родным». Не снискав на своём творческом пути прозаика тех лавров и той монетизации литературных заслуг, которыми могут похвастаться его притихшие попутчики, Чёрный продолжает оставаться в своих текстах, больших и малых, радикальным реалистом, не щадящим своей увеличительной оптикой никого, включая самого себя.
В сборник противника мемуаров как жанра, называвшего жанр в том самом Манифесте «писсуаристикой», вошли его малые и средние тексты ретроспективно-аналитического жанра, который зачастую сложно определить чётко как рассказ, очерк или повесть. Поиск прозаика не прекращается и здесь. Поиск камертонной точности в запечатлении восприятия, в отображении реальности в её временном многообразии и соотнесении с самою собой.
Книгография:
Выход в город (сти, 1999)
Револ материал поэмы Дом (стихи + поэма, 2000)
Поэма-инструкция бойцам революции (+Манифест и методы радикального реализма, 2001)
Поэма Столицы (роман, лонглист «Национального бестселлера», 2008)
Верность и ревность (рассказ в романах, 2012)
Хаости (стихи, поэмы, буриме, 2013)
Времявспять (роман-эшелон, 2017)
Дмитрий Владимирович Чёрный
Заповедное изведанное
Малая проза, очерки, повести
* * *
Давая возможность авторам высказаться, Издательство может не разделять мнение авторов.
© Чёрный Д., 2020
© ООО «Издательство Родина», 2020
Рассказы, очерки, зарисовки
Вместо собрания
(рассказ)
пришёл в горком на Автозаводскую в сентябре, в пятницу, на собрание. поднялся по долгой лестнице на самый верхний этаж, меня впустил знающий в лицо пожилой дежурный, вернувшийся тотчас к своему телевизору. впустил одновременно деятельно и устало: «Мало ли какие там у них собрания – молодёжь…»
на столе перед залом заседаний – как всегда газеты, в названии которых первое слово «Правда»… в зале никого, пусто и светло, но я привычно прохожу в президиум, сажусь, гляжу в зал, на кинозальные кресла. гляжу из-под украшенного внизу пластмассовым вьюном, несоразмерно большого для помещения белого бюста Ленина на деревянном постаменте. он хмур, но не скептичен, Ленин. суровость реализма, сложность будущности…
так бывало – опаздывают, все работают. или из институтов, не спешат… встаю, гляжу назад в окно, которое выходит на угол, откуда должны появляться идущие, опаздывающие уже на собрание. но никого по-прежнему нет. нет уже достаточно долго, чтобы начать размышлять – не спутал ли день?
улица Автозаводская, дом девятнадцать, корпус два, это самый центр квартала рабочих, скромно-конструктивистских домов, верхний этаж позволяет видеть их достаточно чётко. и как раз наш угол окон – выходит на перекрёсток внутренних дорожек двора домов тридцатых, а может и двадцатых заводских годов. здесь и машины ездят насквозь иногда, здесь и прекрасные бывают лужи, но позже, позже, когда октябрь разольётся… сейчас ещё – будто не включился на полную скорость городской год, нет торопливости, нивелирующей подробности. и осень не разлеглась во всеобозрении своём – на перекрёстке немногие сухие листья, всё неявно пока.
я всегда эту комнату собраний, этот зал воспринимал квартирно как-то, даже в условиях духоты и переполненности, в политическом напряжении. часть эстетики собраний – красные кресла мягкие, как в кино, откидные. сейчас все пусты, на них свет из окон падающий, подчёркивающий их нелюдимость. нет на креслах ничьих вещей, папок, сумок, на подлокотниках – стопок стикеров-агиток… и никаких звуковых признаков присутствия кого-либо из комсомольцев хотя бы в соседних комнатах, в гостях у постоянно тут работающих коммунистов. они привносят семейность на этаж, где накануне митингов и ночует крепкая широкощёкая энтузиастка Оболенская иногда, и дочка её, большеглазая Люба (тонкокостная милашка, задержавшаяся в развитии, но очень умненькая и