Заложники Парижа
Эльвира Игоревна Иванцова
Романтическая история о 1960-х годах, о любви, об искусстве, о жизни…
OtagesaParisТот счастлив, кто, стоя наразвилке,
(l'histoirede 60 ans) лишь отдыхает заранее, зная, куда идти
– Я буду скучать по тебе, – сказала она шепотом, не скрывая горечи расставания, – не забывай обо мне ни на секундочку. Слышишь! Я буду приходить к тебе с рассветом каждый день, и буду согревать твое милое лицо и душу солнечными лучами. Ты должен так думать. По крайней мере, так я буду уверена, что ты будешь вспоминать обо мне. А когда ветер нежно подует тебе в спину, то ты закрой глаза и представь, будто это я тебя обнимаю. Представь! – Уже не шепотом, а, крича, отрывисто произносила она каждое слово. – Только представь как это романтично. А когда ты вернешься, мы будем всегда вместе. Запомни, я никогда не отойду от тебя ни на шаг. Не перестану тебя любить.
Эти слова въелись в мою память до такого, что иногда казалось, словно она меня преследует. Но я был уверен, что люблю её, и преданно представлял ее образ и силуэт с каждым рассветом. Я вспоминал ее всегда, где бы я ни был. Иногда это доходило до сумасшествия. И именно это мне нравилось больше всего. Сама мысль о ней заставляла меня жить. Каждое ее слово отпечаталось в моем воспаленном мозгу, воспаленном от желания быть с ней. Она мастерски умела говорить о любви, как никто другой…
* * *
Меня отправили во Францию в командировку на повышение квалификации, где я должен был провести полгода, чтобы изучать экономическое положение Европы, и главное написать диссертацию. Первые два месяца я провел на берегах Сен-Мало в качестве стажера университетского профессора, преподающего международную экономику. А затем я узнал, что меня переведут в Париж, в конторку, которая занимается налаживанием экономических связей по Европе. Я радовался этому повышению как ребенок.
Регулярно, раз в неделю, я посылал письма в Лондон. Они были адресованы моей невесте Камиле. Она сурово верила в процветание Европы, и в то, что я небесными силами улучшу благосостояние нашей молодой семьи. Камила, как современная девушка, думала, что мой успех в большей степени зависел от нее. А точнее от ее отца, ведь это он помог мне обустроиться во Франции, и наладил связи со всевозможными буржуа. Я благодарил судьбу каждый день за то, что она подарила мне таких замечательных близких людей.
С Камилой я познакомился тогда, когда она была еще студенткой. Я был старше ее на три года, но это никак не мешало нам идеально понимать друг друга. Иногда мне даже горестно осознавать, что своему успеху я обязан ее семье. Но в моих планах было возместить все их усилия и денежные затраты, когда я вернусь в Англию. Камила ни разу не упрекнула меня в моем образе жизни, и тем более, никогда не давала понять, что я чем-то хуже нее. Мне часто казалось она гораздо мудрее и опытней меня. Это наверняка залог ее гениального воспитания. Но мне ее не в чем уличить, как и ей меня.
Уже через месяц после знакомства с ней я потерял голову, и уже тогда понял – мы друг друга стоим, в хорошем смысле конечно. Молодые, красивые, успешные, мы были одержимы блестящим будущим, которое сулил нам загадочный окружающий мир. Я даже не мог мечтать о таком сказочном будущем. Я был неистово счастлив оттого, что у меня была преданная невеста, на горизонте – стремительная головокружительная карьера, и, соответственно, водились неплохие деньги.
Разлуку с Камилой я переживал менее болезненно, чем она. Она даже подумывала перебраться ко мне во Францию, когда я где-нибудь осяду. В ее планах было совместно накопить капитал, чтобы лет через десять купить домик где-нибудь в глубинке страны или на побережье Марселя. Ее всегда манило ласковое Средиземное море, словно это место сбывшейся мечты, равных которому нет. Она еще нигде не успела побывать, кроме Греции и Испании. «Мы будем вместе путешествовать по миру до последнего фунта стерлинга и даже пенса», – как-то даже сказала мне она.
Я часто твердил ей, что надо быть рассудительней, но она даже слушать меня не желала. Она отвергала любые мои соображения по поводу сэкономленного лишнего ц