НКВД

Вадим Гринёв

Сталинский Коминтерн терпит поражение от европейского фашизма в Испании. Освободившись из французского концлагеря, Александр Шепеленко вместе с другими военспецами возвращается в СССР. Летчика, владеющего немецким языком, вербует НКВД в свои структуры. Александр попадает в жернова внутриведомственных интриг спецслужбы. Только потребность РККА в пилотах бомбардировочной авиации спасает Александра от ареста. Он направляется на Халхин-Гол для бомбежки японских позиций. После заключения мира с Японией Александра назначают начальником оперативного отряда по борьбе с румынскими и немецкими шпионами в Одесской области. С началом военных действий Германии на территории СССР Александра командируют в Москву и готовят его для диверсионной работы в немецком тылу.

ВЕРБОВКА

Алина родила сына под утро. Ей сказали, что это хорошо для судьбы мальчика, когда он приходит в наш мир на рассвете. Молодая нянечка бережно вручила мне, завернутое в голубое одеяльце, живое существо, плод нашей с Алиной любви. Девушка тепло поздравила меня, приятно улыбнувшись. Я протянул ей коробку конфет.

– Ваша жена, молодец! Она не только старалась родить сама, но и подсказывала нам, что и как надо делать! – восторженно выпалила нянечка.

– Спасибо! Она у меня выучилась на гинеколога, и теперь будет помогать рожать другим. Она на самом деле большой молодец!

Я отвернул край пеленки и взглянул на сморщенное личико. Из-под чепца высовывались черные волосики, а раскосые, как у китайца, темные глазки приоткрылись и внимательно рассматривали меня. Направляясь к выходу я прикрыл личико. Какие чувства я испытывал? Не помню точно. Был радостный подъем. Кажется я становился зрелым человеком. Вспомнил начало молитвы: «Во имя отца и сына и святого Духа…» Какое же имя предложит Алина? Вспомнил своего отца в то утро, когда мы все пятеро детей вместе с матерью провожали его до станции Хортица на русско-германскую войну в 1916-ом. У него на глазах были слезы расставания.Он уезжал в неизвестность. Вспомнилось мне и лицо Якоба Коппа с выражением отчаяния, когда он упрашивал мать отдать меня ему на воспитание. В этот момент, осторожно прижимая к груди комочек своего живого чуда, мне стало бесконечно жаль несчастного бездетного Коппа.

У выхода из роддома ждала заводская машина, выделенная мне начальником цеха «Запорожстали» для перевозки семьи. Машина отвезла нас в Павло-Кичкас к матери в дом, в котором она проживала вместе с сестрами. Мы решили с Алиной неделю пожить у матери, чтобы привыкнуть к новым заботам по уходу за малышом. К этому времени решался вопрос выделения мне и моей семье комнаты в коммунальной квартире. Квартира была на третьем этаже в пятиэтажном доме недалеко от городского театра.

После тяжелых раздумий и нелегкого разговора с женой мне пришлось принять предложение начальника отдела кадров Запорожского управления НКВД. На комбинате цеховой партком собрался в перерыве в «красном уголке» и единогласно проголосовал за удовлетворение моей просьбы о приеме в члены КПСС. Был среди принимавших меня в партию и секретарь комсомольской организации комбината, парень с улыбающимся лицом, который активно участвовал в обсуждении моей кандидатуры.

– Мы не знали, что у нас на комбинате работает такой орел! – весело обратился он ко мне, – если бы мы знали раньше ваши заслуги перед Родиной, вас бы избрали в наше бюро!

Молодежный коллектив «Запорожстали» в то время мог составлять больше тысячи человек, и при той загруженности общественной работой, которую проводил комсорг, у него не было времени знакомиться со всеми личными делами своих комсомольцев. Я успел поработать в своем литейном цеху к тому времени всего каких-то пару месяцев. И был рад, что мое личное дело не попало в поле зрения цехового комсорга. Я чувствовал себя тогда опустошенным войной в Испании. В моей голове многое перепуталось. Я представлял испанских рабочих такими же, каких я встречал на своих докладах в бакинских фабричных клубах. Они были другими, не столь активными, и я запутался в несоответствии идеологической пропаганды с реальностью, с которой мне пришлось столкнуться в Испании