Слуги Люцифера

Юлия Лангровская

Однажды князь Мадлик берет к себе на службу в качестве управляющего поместьем весьма загадочного человека – француза месье Жозэ. Маленькая дочка князя, Жанна, за некоторые поступки месье Жозэ проникается к нему дружескими чувствами, но вскоре, по велению мачехи, покидает отцовское поместье и отправляется вместе со своей сестрой в закрытый парижский пансион, где ей предстоит провести долгие годы. Позже, благодаря открывшемуся в ней музыкальному таланту, повзрослевшая девушка попадает в дом к некоему маркизу де Монкорне. Маркиз очарован Жанной, он также рассчитывает на её огромное приданое, но Жанна отказывается выйти за него замуж и, по окончании учебы, они с сестрой возвращаются в Москву. В отцовском доме уже вовсю готовится ее помолвка с юным князем Денисом, глупым и уродливым выскочкой. Благодаря этому браку, жадный до денег князь Мадлик планирует обогатиться. Никто, кроме сестры Жанны не знает, что ее сердце давно принадлежит господину управляющему, и накануне вынужденной помолвки с Денисом, Жанна сбегает к Жозэ. Вскоре она выясняет, что он не тот, за кого себя выдает, а беглый каторжник, осужденный за чужое преступление, и что он намерен восстановить справедливость. Жанна поклялась ему в этом помочь. Для этого она возвращается в Париж…

Юлия Лангровская

СЛУГИ ЛЮЦИФЕРА

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА 1

Всего в нескольких верстах от Москвы, на чуть холмистой местности, расположилось большое поместье, довольно привлекательное на вид и пестрящее всем, чем только можно.

Прежде всего, стоит, пожалуй, обратить внимание на сам дом, отличавшийся какой-то особенной красотой и в то же время легкой причудливостью.

Во-первых, это был чрезвычайно огромный дом, с тремя этажами, широкий, по бокам имелось два внушительных крыла, по-видимому, для многочисленной прислуги, иначе и быть не могло для такого дворца. Почти каждое окошко на втором и третьем этажах имело специальный, очень изящный выступающий подоконничек с резными перилами, а предназначались они для выращивания самых разнообразных декоративных цветов, слабости большинства женщин и девушек.

В разгаре был август 1853 года, и эти подоконнички пестрели разноцветными красками; кое-где росли тюльпаны, кое-где розы, фрезии, нарциссы, гиацинты, колокольчики, гортензии, орхидеи.

Бесспорно, это являлось лучшим украшением особняка, но и все остальное ничуть не уступало роскошному цветнику.

Высокие колонны из белоснежного мрамора, сложный орнамент на цоколях, многоступенчатое крыльцо, с самого утра начищенное до блеска прислугой, большие стекла окон и дверей, сверкающие отменной чистотой и отражающие солнечный свет так, что глаза слепило. Белые, настолько белые, что даже чувствовался некий голубоватый оттенок, стены потрясали своей величественностью, очаровывали и зазывали ступить за порог этого великолепного дома-дворца.

Крыша, устланная фигурной черепицей цвета спелых яблок, имела крутой спуск. На вершине ее располагался красивенький флюгерок в виде золотой рыбки. Хвостик ее развевался по-направлению ветра.

Но под крышей, надо заметить – это несколько портило вид всего особняка, находилось два маленьких чердачных окошечка, зарешеченные грубыми и толстыми стальными прутьями. Кинув туда беглый взгляд, невольно создавалось впечатление, будто есть во всем этом великолепии и определенный уголок для изгнания, куда помещали, например, провинившегося или же просто не желали убрать эти решетки, чтобы было хоть что-то наводящее на не слишком радужное настроение и мысли.

Впрочем, такое предположение не совсем разумно и достоверно, а потому, оставим эти решетки в покое; может быть, по мере развертывания всей истории, они еще не раз о себе напомнят.

Теперь, пожалуй, можно от дома перейти и к остальным угодьям этого огромного поместья.

Итак, на многие гектары вокруг, да так, что не кончались они даже на горизонте, простирались поля, луга, леса, палисадники, сплошь засеянные, где пшеницей, где рожью, где еще какими-то культурами. Сады изобиловали фруктовыми деревьями, всюду слышался шум, производимый работниками или же просто беснующимися от фривольной жизни животными: