«Мне не нужен холодильник…»

Мне не нужен холодильник.

Я живу без утюга.

Внедорожник прикатили —

непонятно, нафига?

По дороге, вне дороги —

я иду, шагаю сам,

а коням педальным ноги

не доверю, не отдам!

На полу – с экраном ящик,

это мой журнальный стол,

но на нём гораздо чаще

спят котята Рок и Ролл.

Весел я без алкоголя,

вдохновлён без табака,

так и вышел из подполья,

а потом из чердака.

Кто-то скажет: пропаганда,

конопляный суицид!

Но, как в цирке душном панда,

я и этим тоже сыт.

Не пойму, ну почему же

мне нужна чужая ты?

На душе весна и лужи,

круглый год орут коты.

Вновь котят назаводили

мы… нужто мы? Ага!

Твой стучащий холодильник

наши потчует юга.

«О, фея Моргана…»

О, фея Моргана,

желанный мираж,

ты вся – из обмана,

я знаю – предашь.

Но это неправда —

неправда моя.

Сегодня и завтра

ты просто… ничья.

Ты просто свободна,

без «нет» или «да»,

вчера и сегодня,

сейчас и всегда.

А то, что желанна —

опять же, мой бзик.

О, фея Моргана,

растай, я привык.

Ни морю, ни суше

не лгут зеркала,

состав их воздушен,

игра их светла!

По-другому

А. Е.

Я тот ещё Наполеон.

Самолюбив! Талантлив! Мелок…

Нетленным чувством окрылён

среди летающих тарелок.

Великий тактик и стратег.

Надысь грозил пришельцам саблей.

Но что я вижу из-за тех

тарелок, дронов, дирижаблей?

Историк режет Красоту,

готовый к славе и дурдому.

А я, наверное, расту,

кромсая ревность по-другому.

Да что ни дом – то жёлтый дом

от непроглядности и смога,

лишь на погоне золотом

играет солнышко немного.

Не Изабель, но Анабель

меня на подвиги толкает,

и вновь ложится на пастель,

едва возвышусь над полками.

Как хорошо, что мне пока

не ближний свет – до полувека,

что дело ближе к сорока,

что век – инфо, а кожа – эко.

Как хорошо, что я отдал

врагу-мерзлятику пустыни…

Зима… Снег – та ещё вода.

Арбузы снятся мне! И дыни.

«Стихи не пишутся поэтами …»

Стихи не пишутся поэтами —

поэты ими снабжены!

Везли просителям каретами

секреты красок тишины.

Сейчас товары возят фурами,

но речь идёт не про товар,

и наш маляр ночами хмурыми

всё так же просит красок в дар.

Стихи не требуют фасовщиков,

искрят и спят во взглядах муз;

здесь подошёл бы мем под Зощенко,

однако прозой не займусь.

Не сочиняются поэтами,

в улыбках муз видны стихи,

об этом речь… хотя, об этом ли?

А впрочем, прочь! Бабло стриги!

Не обижайся. Проверяю же,

родня ты, муза, аль пижон.

Не обижайся. Понимай уже,

что я слегка переснабжён.

Маяк-мукомольня

Если вкратце, то суть такова:

я на глаз переплавил оковы

в мукомольной мечты жернова,

результаты её стопудовы.

Никаких от меня лишних мук!

Ты живёшь «как нормальные люди».

Дорогой сладкоежка-супруг

любит яблочно-грушевый пудинг.

И не злюсь, и не мучаюсь я,

ты печёшь мне вкусняшки не хуже,

нечто с яблочком впрок принося, —

разоряться ли мне, что без груши?

Знак вопроса стал циферкой «два»,

это чудо, мы к чуду готовы;

если вкратце, то суть такова:

жернова веселей, чем оковы.

Веселей лей дождём, водолей,

не ржавеет моя мукомольня,

что является также твоей,

за пустынями, около моря.

ЗЫ: Промышленные мельницы с железными жерновами окисляют муку.

    Просто факт

Зонтик лиры

Непременно выяснится позже,

что к тебе спешил я, как никто.

Клевер будет вытоптан и скошен,

млеко станет беглым кипятком.

Выпадут озоновые дыры

примесью в кислотные дожди,

спрячешь ты себя под зонтик лиры…

А пока – иди к нему, иди.

Лопнут банки, сдуются банкиры,

канет в Лету псевдоблагодать,

брызги полетят на зонтик лиры…

А пока – ленись к нему шагать.

Или бойся, это можно тоже,

раз в моих руках неясно что.

Всё равно же выяснится позже,

что тебя я видел, как никто.

«Понимаешь, ты… красивая…»

Понимаешь, ты… красивая,

в плоскостях любых осей,

но Земля – гнездо осиное,

и для ос я – фарисей.

Я в тебе заметил большее,

чем причина пожужжать

о недвижимости Борджиа

на грани