Любодарi Indivisio
Анастас Волнян
Любодар любит древние изразцы, а Добромила – хайлайтеры. Тот из них, кто верно определит отношения со временем, выживет, а пока оба они бессистемно фланируют по Москве эпохи Попу в поисках своих находок. Между тем им всё чаще снится старец из подмосковных пещер, а тонкая прослойка между Москвой и бездной стремительно истончается. Содержит нецензурную брань.
?
Любодар из синей тени Ростовской набережной наблюдал за синим же кораблём. Сапфировый сей корабль был удивителен тем, что шёл огромен и тёмен, в то время как сам Любодар был мал и светел. Но даже не в соразмерности дело, а в том, что городская река нынче не привечала никаких сомнительных кораблей. По ней плыли, неслись и величественно шли то и дело разнокалиберные откормленные чайки ледоколов – это мы все, московские и немосковские, видали. К белым этим альбатросам присоединялись цветастые юркие сапожки, создавая возбуждённое столпотворение. Были ещё остатки ветхой Москвы-84, но популяция её значительно сократилась в правление последнего нашего московского Понтия Пилата – как стыд, срамота и грех пред окном в Европу, куда ласточки эти то и дело норовили вылететь со страниц инстаграма, и загадить международное реноме московского княжества своим владимирским централом. Встречались еще крупные Ветки Сочи и другие плавательные бордели, но вот чудны?е птицы, подобные сегодняшнему синему кораблю, были загадкой. Даже баржи удивляли меньше – иногда возьмет, да и всплывёт из пучин подобный чудовищный экспонат, гружёный песком – и вы, наверное, разок-другой такой видали на променаде в культурных Горках Паркого: прохаживается себе интеллигентная публика, идут прогулочные корабли и тут – на тебе – будто кто-то публично жопу оголил.
Но то было зрелище более или менее привычное. А синий корабль тем был удивителен, что будучи почти столь же уродлив, как баржа с песком, он был прогулочным – то есть снабжённым дышащими и чувствующими людьми с сердцами, полными надежды на встречу с Первопрестольной. То были грёзы неместных, ибо сердца эти прибыли на этом корабле с Волги, или с Оки, берегов Енисея или Иртыша. Но никак, никак не из подмосковной Клязьмы. Тени, передвигавшиеся под синей крышей, с чаянием махали всем, кого видели или могли пропустить, в том числе и невидимому вдали от фонарей Любодару, а он завороженно провожал их, глядя, как синий их корабль неумолимо растворяется в электрически-синей подсветке Бородинского моста. Сзади это не предназначенное для глаз событие прикрывал маленький красный кораблик, вопивший в ночь о белых розах.
Любодар очнулся, когда появился Иннокентий с обещанной водою, и тут же забыл про синий корабль. Иннокентий был темноок, а ночь – душной, множество глаз и тар таилось по обе стороны дороги: под ветвями деревьев и на лавках, на качелях чуть выше и вниз – к Хмельницкому мосту. Кстати о хмеле, хотелось не воды вовсе, а элю, холодного и свежего, до которого Любодар был падок, а потому они с Иннокентием выбрали путь выше – к Мухиной горе, где с давних времён принято было ходить под мухой и дальше – за Бородинский мост – на гору Варгунихи. Варгуниха была склочной бабой, такой, что аж сгоряча сжила со свету крепкого мужа-стрелка. Настолько она была упряма, что знатный её бар – Варгунихин кабак – притаился близ моста на века: надо было только знать, куда шмыгнуть в проулке. И сейчас поблизости тут и там торчали сплошь шалые люди у входов в какие-то тёмные подвалы, вокруг – бу?хающие гашированные биты. Иннокентий и Любодар, однако, сим иноземным угощением пренебрегли в пользу удовольствий более классических. Ночь пыхала шумами автомобилей, особенно с широкой Смоленской, подмигивала оранжевым неверным мерцанием и людьми, то и дело скользящими навстречу. То были пары и тройки, а то и квадриги, с собаками, бокалами, велосипедами и прочей необходимой городской атрибутикой эпохи Позднего Пуритана, проще говоря – эпохой ПоПу. Всё куда-то ехало и катилось, вот и наш Любодар с Иннокентием не отставали, а повинуясь общей невыраженной ясно пассионарности, устремлялись куда-нибудь.
Между тем, едва глаз наш успевает зацепиться за