В мире столько всего…

В мире столько всего,

и попробовать – хочется!

Но опять «не сейчас»,

ни за что, ни про что…

О рутину душа

беспокойная точится,

снова льются дела

в жернова, в решето.

Сколько силы из рук

понапрасну растрачено!

Камень в гору катить —

современный аккорд.

С грудой мелких вещей

жизни лодка раскачена.

Ветер станет сильней —

всё метнётся за борт.

Страх, как раненый пёс,

то скулит, то кусается,

заставляя подумать

о выборе троп,

из неброских кустов

так внезапно бросается…

Снова в сердце – кардан,

а по телу – озноб.

Без серьёзных причин —

настроение – в гробике.

Знаешь ты – этот день

может выстроить год…

Но проводишь его

в напряжённой аэробике,

ждёшь, когда же наступит

смертельный исход.

Вдохновляя других —

то строкой, то мелодией,

оставляешь себе

бледный вид мертвеца.

Ты считаешь себя

бесталанной пародией

на поэта, художника,

мужа, отца…

Путешествие – сон,

порождённый картинками,

горизонты менять —

не дают якоря.

Ты нервозные дни

наполняешь рутинками,

убеждая себя,

что всё это —

не зря.

Мусор

Ты – серый мусорный бачок,

заложник хлопотных коллекций.

Из двери вырванный крючок

теперь красуется на сердце,

и грабли – частые зубцы —

вокруг гребут, не зная меры,

и драгоценные ларцы

боготворят коллекционеры.

А сколько их – влекущих мест

в твоей невидимой охапке?

Не разрешают переезд

пластмасса, дерево и тряпки.

И на печи Иван Дурак

сидит – в золе и безнадёге…

Что не вмещается в рюкзак

оставь на прошлого дороге.

Не даст расслабиться прицеп,

не отдохнёт душа и тело.

Не глуп, не глух, да и не слеп,

в предмет вцепился ошалело.

В походе, ночью, у костра,

приходит мысль вдали от быта:

вода важнее серебра,

сухарь питательней гранита.

Привык к узору на стене,

бренчать словами и ключами.

И счастье – где-то в стороне.

И жжётся душными ночами

желаний полная тетрадь…

Купи заветные билеты

и – юбилейные монеты

потрать.

Изображая жертву

Ты ненавидишь себя

в примыкающих людях,

знаешь свои недостатки,

цепляешься к ним.

Ночью надумал направить

на правильный путь их,

утро тебе разрешило

остаться таким:

мнительным, замкнутым,

вспыльчивым и посторонним,

добрым и цельным —

лишь час от просмотра кино.

Не переломит тебя

твой заклятый антоним,

стену едва ли разрушит

чужое бревно —

мнение, критика —

камни в учительском тоне —

опыт житейский

и памятка «что и когда».

Есть два пути:

нападать или быть в обороне.

Путь номер три —

это лезвие, яд, провода…

Слабость и глупость —

в фундаменте самоотвода,

трусость – гнуснейшая форма

и базовый клад.

Ты ненавидишь себя

вне себя и народа,

самое странное —

то, что ты этому рад.

Можно жонглировать лихо

эмоций шарами,

чувствовать жизнь,

на чужие давя синяки,

крепость свою окружать

частоколом и рвами,

не подавая

и не принимая

руки…

Только кому-то везде

и всегда нужен кто-то,

кто донесёт, успокоит, согреет,

поправит венок.

Ты приглядись:

а вокруг – тёмный лес

и болото.

Ты – одинок.

Попробуй удержаться

Завыл, устал от ужаса и танца

на костылях и болевого шока…

А ты попробуй, сука, удержаться

на виражах положенного срока.

А ты попробуй выглянуть из ямы:

упрётся взгляд в десятки направлений,

в груди забьют куранты и тамтамы

от близости доступных обновлений.

Твоя вина – болезненно уныло

проводишь дни в придуманной обиде,

что счастье-солнце – в пасти крокодила,

а ты, как тряпка красная в корриде.

Бычара бьёт копытами, рогами:

останешься валяться в тухлой луже.

Чего пыхтеть, раскидывать мозгами:

понятно, здесь спокойней, чем снаружи.

Там – страшный лес, там злые-злые волки,

а у тебя – ни палки, ни берданки…

Но комната – как зверь —

три метра в холке,

спешит твои обгладывать останки.

Пугает тьмой, движением летучим

теней зубастых, холодом по дёснам.

В который раз назвался «невезучим»,

так получай – в прямо