Точка слома
Денис Александрович Попов
Послевоенные окраины Новосибирска 1949-го года. В родной район возвращается отбывший срок за убийство мирных жителей, освобожденных от немецкой оккупации территорий, бывший следователь Сергей Летов. Вскоре жителей Первомайского района начинает систематически убивать кровавый маньяк, к поимке которого на правах оперуполномоченного подключается и Летов. Вместе со своим фронтовым другом Горенштейном, Летову предстоит пройти трудный путь к окончанию расследования, постоянно борясь с тяжелым недугом, заработанным им еще в ходе войны. "Точка слома" – это мрак, рождающийся в описаниях бедного быта послевоенного Новосибирска и холодной сибирской зимы, постепенная пелена сумасшествия, захватывающая головы главных героев и пляски на обломках жизни тех, кто на войне не выжил, а заново родился. Содержит нецензурную брань.
МЫ НА ВОЙНЕ НЕ ВЫЖИЛИ.
МЫ НА НЕЙ ЗАНОВО РОДИЛИСЬ.
Особую благодарность за помощь в написании данной книги выражаю:
Моему многоуважаемому деду Владимиру Дерябину;
Новосибирскому краеведу Игорю Маранину;
Начинающей художнице Екатерине Вакуленко;
Петербургскому историку Алексею Котову;
Оршанскому историку Максиму Фингерусу;
Выборгскому историку Баиру Иринчееву;
А также многоуважаемому ветерану 1-го Белорусского фронта, кавалеру Ордена «Славы» III степени, покинувшему сей бренный мир весной 2017 года, Владилену Александровичу Орлову.
Глава 1.
Зачем самому рубить лес и ловить щепки?
Клубы дыма окутали станцию и людей, стоящих на ней. Паровоз, разрезая своей красной звездой воздух, начал уменьшать скорость, из окон вагона становилось все легче рассмотреть силуэты людей, но вскоре железная туша паравоза окончательно остановилась, тряхнув спящих. Проводники в синей форме, взяв с собой скрученные зеленые и красные флажки, открыли двери, и, выйдя на холодную станцию, принялись пускать клубы пара изо рта.
«Станция «Тайга», стоянка 30 минут» – кричала проводница, идя по дымному от папирос вагону.
Летову снились кошмары. Чуть ли не самые страшные за последнее время. Ему снились они, желающие отомстить ему. Они хотят убить его, но не делают этого, ибо жалеют, непонятно только с какого черта. Крик проводницы разбудил его, Летов вскочил с полки тяжело дыша: на лбу и лице был пот, глаза испуганно бегали по вагону, волосы слиплись и лежали на голове как какие-то куски темного дерева.
Летов тряхнул головой, трясущимися руками достал из кармана пачку «Норда» и, наконец, закурил. Закуривание хоть как-то помогало ему отойти от этих кошмаров, да и крепкий табак пробуждал неплохо.
Взяв своё длинное габардиновое пальто, разделенное двумя рядами пуговиц, Летов накинул его поверх помятого пиджака и пошел на улицу. Он уже давно спал в верхней одежде: старой плотной рубахе какого-то серо-коричневого цвета, сером пиджаке, с оторванной пуговицей, и потертых синих галифе – чуть ли не единственного, что осталось от работы в милиции. Единственная черная карболитовая пуговица, которая разбухла от воды, покрывшись небольшими бугорками, одиноко свисала на тонкой нитке в ожидании своего последнего падения. Черная кепка сохранилась лучше всего – лишь немного выгорела, да протерлась у козырька, а так выглядела как новенькая. Сапоги же оставляли желать лучшего – были сильно избиты.
Летову постоянно казалось, что сзади уголовники – привычка с лагеря осталась. Привычки были его обычным делом – в лагере он падал на землю, при шуме, напоминающем шум самолета, трясся при каждом взрыве породы. Теперь вот, на гражданке, надо будет отвыкать от лагерных привычек.
А может это не привычки, а ноющие рубцы на изорванной войной плоти души?
Впрочем, Летов сам был уголовник. Статья 138 УК РСФСР – «Умышленное убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения». Стоит сказать, что Летов, даже спустя четыре года, сам не понимал, как мог сделать такое. Было ли это помрачение рассудка, порыв гнева, или что-то в этом духе – Летов точно знал, что он не мог себя контролировать в тот момент, просто не осознавал, что делал. Однако это нисколько не умаляло его вины – он это понимал, и это тер