Панацея
Илья Тель
Роман-[анти]утопия. Если вы стали свидетелем странной и страшной автомобильной аварии, если ваш любимый кот наложил на себя лапы – не печальтесь. Возможно, ваша жизнь наконец-то обретает смысл. А значит, настало время готовиться к смерти. Смерть страшит? Не пугайтесь. Все меняется если смерть становится добровольным и совершенно естественным выбором всей страны. Почему же коллективный Исход является подлинной панацеей? Ответ на этот вопрос представлен в «Панацее»: лучшей инструкции по использованию жизни и смерти – для пьянящего настоящего и восхитительного будущего. «Панацея» – приношение двум главным константам нашего мира: Слову, с которого все началось, и Смерти, которой нет и с которой многое меняется… Содержит нецензурную брань.
Часть первая. Смерть
А
Матушкин часто вспоминал ту аварию…
Много лет назад поздним февральским вечером он ехал из Москвы по Киевскому шоссе на дачу. По левой полосе его машину на огромной скорости «сделала» дорогая иномарка. Погода стояла скверная. В темноте падал грузный мокрый снег. На этом участке люди время от времени бились, и бились ярко, бескомпромиссно, с удалью. Бывало, насмерть… Самонадеянный идиот или просто мажор… или фаталист, успел подумать Матушкин.
Через несколько мгновений иномарка вылетела на встречную полосу под колеса фуры с неисправным мигающим габаритным фонарем. Мигание фонаря походило на световую азбуку Морзе. Страшный удар смял легковушку. Скрежет тормозов грузовика расцарапал слух. Круговерть сбитой машины не оставляла Матушкину времени. Он чудом вывернул руль, избежав столкновения, и едва не съехал в кювет…
Искореженный автомобиль замертво встал на дороге. В отдельно взятой точке пространства и времени осталась лишь груда чьей-то разрушенной судьбы…
Разумом Матушкин понимал, что оказывать помощь уже некому. Да и риск взрыва при таких столкновениях велик. Тем не менее, он подошел к расплющенному автомобилю. Через разбитое стекло увидел девушку и парня за рулем, вдавленных в сиденья «внутренностями» машины. Подушки безопасности были разорваны. Никто не подавал признаков жизни. Обоим было лет по двадцать, не больше. Такие молодые…
Движение встало. Матушкин механически подобрал перепачканную грязью книгу, выпавшую из разбитой машины и сиротливо лежавшую на асфальте. Общался с водителями, потом с сотрудниками полиции. Шофер, управлявший фурой, отделался ушибами и ссадинами.
Приехала скорая. К удивлению свидетелей происшествия, осмотрев виновника аварии и его спутницу, врачи всполошились. Вскоре две кареты помчались в сторону Москвы, терзая ночь светом проблесковых маячков и воем сирен.
* * *
Днем ранее Матушкин приобрел новый автомобиль. Добравшись до дачи, уставший, опустошенный, он бросил взгляд на багажник. В темноте светился устремленный вверх средний палец, нарисованный аэрографом. Матушкин заметил это «произведение» после аварии, выйдя из машины. «Живописцем», конечно же, был соседский Антон – вредоносный, бодливый, продувной мальчуган. Сучонок, подумал Матушкин…
Всю половозрелую жизнь Матушкин служил образчиком неуемного, всеядного ловеласа, невоздержанного и неразборчивого в связях. Романы, оскверненные браки, умеренная педофилия, потерянная девственность, разбитые сердца, скандалы, пиздюли и венерические болезни сопровождали его затянувшуюся бурную молодость. Повзрослев, он сделался аккуратнее, но едва ли остепенился. Склонность к простодушному, само собой разумеющемуся блядству вкупе с вниманием к алкогольным напиткам каким-то чудесным образом сочетались с очень хорошими мозгами, умением обходиться с людьми, прекрасным образованием и начитанностью, широким кругозором, изрядным трудолюбием, а также дополнялись отменным здоровьем. Распутство и сексоголизм не поставили крест на духовной, интеллектуальной и профессиональной жизни Матушкина, не разрушили его личность. Пороки придавали Матушкину определенный шарм, служили маркерами, родимыми пятнами его судьбы.
Матушкин не был обормотом и не был плохим человеком! Он никогда не поднимал на женщин руки. Более того, он не то чтобы бросал их, но покидал любя – с легким сожалением и даже