Охлажденный и замороженный
Алекс Кожин
Это веселая и почти правдивая история про еврейского мальчика из Гомеля. Женя мало чем отличался от обычного школьника 70-х. Как и многих из нас, начало 90-х застало Женю врасплох. Чтобы выжить, Женя выдумал собственный бизнес по криосохранению населения. В этой области Женя был первопроходцем, по крайней мере, у нас. Живя в провинциальном Гомеле, Женя охлаждал и замораживал бандитов, зубных врачей и другую городскую элиту. Не придавайте значения фантастичности этого повествования. История больше о том времени, которое называют сейчас «лихими девяностыми».Содержит нецензурную брань.
Предисловие
Можно смело утверждать, что криосохранение впервые придумали жители Гренландии, в силу наличия льда и невозможности достойно упокоить усопшего в земле. Присутствие на острове огромных запасов замороженной воды позволяло консервировать мертвецов тысячелетиями. Но вот криосохранение, как бизнес, в промышленном масштабе, впервые испытал мой приятель Женя Гишгорн-Шафран, простой еврейский юноша из белорусского Гомеля. Женя применял этот метод и к еще живым, и к уже не очень. Разумеется, речь идет о людях, а не о пищевых продуктах.
Когда, со слов Жени, я узнал эту фантастическую историю, я не поверил. Потом стал сомневаться и на всякий случай все записал. Теперь нашлись многочисленные свидетели, которые клянутся, что все так и было.
Но, по порядку.
Часть 1
В детстве мы с Женькой жили напротив, через длинный коридор бывшей казармы Красных авиаторов. Во время немецкой оккупации в казарме поселись летчики Люфтваффе. Соседнее, большое и неровное поле, как аэродром, использовали и те и другие. Однажды на этом поле совершил свой беспримерный подвиг летчик Чкалов, напившись и разбив в хлам летательный аппарат, типа истребитель. Ну, а когда авиаторов отселили, нам достался крепкий, красного кирпича, трехэтажный дом с подтекшей послевоенной надписью «Осмотрено мин нет». Казарму разгородили на длинные пеналы, в которые поселили строителей, трактористов и других людей незамысловатых профессий. Тогда, в конце 50-х, это была городская окраина. Уже следующий после нашего дом еще долгое время оставался развалиной, после меткого попадания авиационной бомбы. Историки до сих пор спорят, чья это была бомба. Но уже точно установлено, что ни американцы, ни англичане город не бомбили.
Наш дом и сейчас стоит в Гомеле на Советской улице под тем же 99-м номером. Только аэродрома больше нет, его давно застроили крупнопанельными домами. Да и само это место в результате бурного строительства оказалось ближе к центру города, чем к окраине.
Очень важно отметить еще одну особенность города. Гомель всегда был культурным местом. Согласно переписи, в 1897 году из 30 тысяч жителей города 20 тысяч были евреи. Такое наследство зря не пропадает. Пройдя революции, погромы и немецкую оккупацию, город сохранил свою самобытность. Здесь до сих пор существует драматический и кукольный театры, филармония, зубопротезное училище, старинный парк над речкой Сож, а также собор Петра и Павла. Мне кажется, что такая история могла случиться только в таком культурном месте.
В детстве мы с Женькой ходили в одну школу, а когда он остался на второй год, то и в один класс. Временами мы дружили, порой дрались. К чести Жени нужно сказать, что он, при всех своих достоинствах, был еще тот распиздяй, хоть и еврей. Для него не существовало школьной дисциплины, равно как и отметок по поведению. Учился он произвольно, когда хотел. А большую часть времени донимал учеников, учителей и родителей. От его выходок стонала наша 26-я средняя школа, рыдал педсостав и бесились родители. При этом Женька много читал, не делал грамматических ошибок в диктантах и неплохо играл в шахматы.
В старших классах Женя был высоким, худым юношей с постоянно дергающейся куда-то вбок головой, нервным тиком и нелюбовью к своему брату-погодку. Бесконечная война двух братьев, в конце концов, свела в могилу их бабушку, которая до этого пережила несколько погромов, три революции и три войны, а также многих красных командиров и преданных большевиков-ленинцев.
Я помню тот теплый ве