Несостоявшиеся

Марина Пишущий

Несостоявшийся ученый, несостоявшийся взрослый, несостоявшийся друг.. Эта книга – сборник рассказов о самых разных людях, которые хотят быть счастливыми, не понимая, что уже таковыми являются.Буду рада видеть вас в блоге в инстаграме: @roman_v_otkrytkah.

Любовь ко сну

Посвящается женщине в троллейбусе.

Вы правы, этот идиот будет очень скучать,

когда сведет вас в могилу.

Григорий Федорович был совой и совершенно по этому поводу не переживал. Он не считал сие недостатком, как бы ни внушали обратное устаревшие пословицы, нервные зожники и плутоватые тренеры личностного роста. Он почитал сон за высшее благо и завидовал тем животным, чей метаболизм позволял проспать не то что до обеда, а до самой весны. Из него получился бы замечательный медведь. В свой единственный выходной он самозабвенно это доказывал. И если бы эволюция экспериментировала с отдельными особями столь чудным образом, он бы с радостью попал в их число.

Но практиковать спячку до обеда тоже было прекрасно. Хоть бы и раз в неделю, по воскресеньям. Вот уже бесконечное количество воскресений Григорий Федорович вспоминал, как это было прекрасно. Пока нежный голос мучительно вибрировал в глубине его ушной раковины:

– Гришааа…Гришенькаааа.

Если бы он только знал, что лишится возможности спать в законный выходной даже до одиннадцати, он бы серьезно подумал, жениться ли ему вообще.

– Ммм… – Григорий Федорович превращался в корову.

– Гриш, вставай, мы опять всё проспали! – требовал голос.

Григорий Федорович знал, что жена врет. Во-первых, никакого «всё» они не планировали, потому что во-вторых, он бы в принципе не подписался ни на что из того, что можно было бы проспать.

Жена его без сомнения была ошибкой природы. Неоконченной мутацией соловья в дятла. Он не знал точно, во сколько она просыпается. В его совиных реалиях – где-то на рассвете. Какое-то время соловей находила, чем себя занять. Ну или просто «имела совесть» – к чему озверевший спросонья Гришенька часто ее призывал. Но к десяти, по ее расчетам, совесть должна была проклюнуться уже у него. И она всеми силами принималась будить их обоих. Сладко пела, шептала, чирикала – уговаривала, одним словом. Со временем у него выработалась способность дремать и под эти трели. Она поглаживала его по спине, терлась щекой о щетину, что-то там такое приятное делала с волосами. Григорий Фёдорович приспособился к агрессивной среде и не реагировал. Ему только снилось, что он космонавт, и в его скафандр залетела муха.

Но через час, когда он продолжал мычать, то и дело срываясь в храп, она обращалась дятлом. Начинала долбить так, что будь на месте Григория Фёдоровича дерево, оно бы вырвало себя за крону и засеменило корнями куда подальше.

– Гриша, – сердилась она – а ну встал! Уже двенадцать.

– Ты врешь, – хрипел Григорий Федорович.

– Ну чуть-чуть поменьше, – шла жена на попятную, – но все равно, пора!

Григорий Федорович смотрел одним глазом в смартфон и чертыхался.

– Куда пора? – недоумевал он по инерции, давно зная, что ответа на этот вопрос у жены нет и никогда не будет. – Сегодня! Выходной!

Его приглушенные одеялом слова и правда напоминали уханье.

– Вот именно! – горячо соглашался дятел – Выходной! А ты спишь!

Самым горьким в происходящем было то, что звали дятла София Алексеевна. Соня. Такая издевка мироздания злила его до глубины души и лишний раз доказывала, что всё вокруг – порождение хаоса, не обогащенного смыслом и не подчиняющегося логике.

Во всем кроме постели в исходном, желанном и недоступном более для него значении София Алексеевна была хороша. Случались недостатки, но не критические. Правда, утренние прелюдии когда-то давно тоже казались ему милыми. На первом, особо страстном отрезке их отношений. Только через полтора года Григорий Фёдорович вдруг очнулся. Его осенило, что любовь к этой безумной женщине не имеет временных рамок и пространственных ограничений. А вот любовь ко сну существует в жесткой зависимости от трудового кодекса, обстоятельств и особенностей его организма. Другими словами, для первой была вечность, пока для второй – жалкие три часа воскресень