Град скорби
Константин Ант
Серый футляр сознания, изложенный в стихотворной форме. Тотальная тоска с рассуждениями и периодичными проблесками надежды. Слова, слова и грусть. Константин Ант – сложный автор сложного времени.
Январь
Вышвырнув тело наружу, припав к ногам улиц,
Я выплюну часть перегара, прикурив дрожащей рукой.
Проходящий каждый осудит. Глупцы, я такой же безумец,
Как и вы в суете городской.
Каждый вымрет, влача, как бутылку вина, свою тяжкую думу,
Меняя лицо, оставляя оправу с ворованной сажей.
Пусть даже жизнь – караван, но собака не выдавит шуму,
Увы, ты в пустыне всегда был один, среди миражей.
Ну, а что до меня? До меня подобия много,
Слова уж бессчетны на старом, добром веку.
Ну, а все, как и прежде, бегут, ждут иного итога,
Я одной ногой в феврале, но и здесь я вроде живу.
Я всегда хотел
Ты видишь, холодные стены завернуты в серый дым,
Я всегда хотел быть первым, быть нужным, не чужим,
Я всегда хотел всем блага, даже в приступах гнева – скорбь,
Я всегда хотел, чтобы стены согревали озябшую плоть.
Все желания чужды, все прах, изувеченный пыльною думой,
Я всегда хотел на устах излагаться чужой культурой,
Я всегда хотел, чтобы ты, облаченная в черную рясу,
Улыбалась со мной на костях. На моих, но со мной. Долю часа.
Хоть пару секунд постой, веки тоской опустив,
Я всегда хотел, чтоб у жизни, у каждой из всех, был мотив,
Я всегда хотел, чтоб хоть кто-то понял меня и любил,
Но в себе потеряв человека, я сам потерялся для них.
Тебя никогда здесь не было
Тебя никогда здесь не было. Лишь прохладные губы с утра.
Тебя никогда здесь не было. Когда руки касались лица.
Когда осени запах и кофе, дым табачный и петрикор,
Ветер колышет шторы, внутри же полный раздор.
Разлагаются тело и мысли, за окном холод просит тепла,
Как и я в опустевшей квартире в унисон схожу с ним с ума.
И нет сил ни подняться, но падать в мысли закрытых век,
Это все, что, увы, здесь могу я, пока ещё человек.
Опадает кромка цветов, лепестки превращаются в пыль,
О свет прикроватной лампы бьется могильный мотыль.
Всё всегда увядает и блекнет, но память, сука, жива,
Отпусти, дай же быть человеком! Исчезни в бутылке вина!
Я когда-то забуду, и точка. Иль пропью все нутро до бела,
Как чистое небо, как книга, чьи листы приютили слова.
Я когда-то не вспомню твой образ, изгибов манящих звук.
Тогда же мне станет проще. Излечусь от незыблемых мук.