Назад к книге «Театр одного актёра» [Аристарх Ромашин]

Театр одного актёра

Аристарх Ромашин

Фантастическое допущение #3

Далёкое будущее. Виртуальные игры стали для человечества второй реальностью.Корпорация «Реальна как жизнь» уверяет, что персонажи виртуальных игр не могут выбраться из неё и овладеть сознанием игрока. Ведь персонажи игры это просто "Цифры. Код. Программа".Но так ли это на самом деле?

I

Сказать об Элиоте «странный» – значит ничего не сказать. Он отличается не только от нас, своих сверстников, но и вообще от всех людей. Его отталкивающая необыкновенность привела к тому, что у него не было друзей и подруг.

Кроме меня.

Сам не пойму, почему, но мне его чудаковатость импонирует ещё со времён школы. Сейчас ему тридцать пять. Его юношеская красота с возрастом нисколечко не испортилась, а, наоборот, приобрела ещё больше шарма. Высокий, широкоплечий, черноволосый. Его серые глаза посажены так глубоко, что при первом взгляде он производит впечатление доброго человека. Более тесное знакомство с ним убедит вас в том, что ваши ощущения о нём окажутся правильными.

На самом деле, внешне мы с ним очень похожи. Многие в своё время даже думали, что мы родственники. Только это не так. Во мне есть то, что отличает меня от него. Первое – это внешнее различие: глаза, у меня они карие, а второе – это внутреннее: я ответственный и серьёзный мужчина, он же вечный ребёнок в теле мужчины.

Пятнадцатого числа каждого месяца ближе к вечеру мы с ним встречаемся в баре на окраине Москвы, где он мне рассказывает о своих странных мыслях.

Я толкнул стеклянную дверь. Над головой прозвенел колокольчик, но никто из присутствующих не обратил на меня внимания. Только бармен улыбнулся и глазами показал вглубь бара, где из-за тусклого освещения и плавающего дыма ничего нельзя было разглядеть.

– Он там.

– Спасибо, Саня! – бросил я тому и сквозь гул голосов, спиртного запаха и табачного дыма направился в самый конец помещения.

Завидев меня, Элиот вскочил из-за стола:

– Здорово, Глеб!

– Привет! – сжал я его руку. – Ну как ты поживаешь?

Мы сели.

– Да так, – пожал он плечами, – химичу.

Хотя Элиот и странный человек, но это не мешает ему быть лучшим химиком России.

– И над чем сейчас?

– Да так, это сейчас не важно. Помнишь, я тебе в позапрошлую встречу рассказывал, что начал медитировать?

– Помню.

– Теперь я пожинаю плоды.

– В каком смысле?

К нам подошла молодая светловолосая официантка:

– Что будете заказывать?

– Мне лимонада, – ответил я.

– Какого?

– На ваш вкус.

Она кивнула и посмотрела на Элиота.

– Мне повторите, пожалуйста, имбирный чай.

Девушка записала.

– Ну и какие плоды? – спросил я, когда она ушла.

– В общем, у меня родилась теория.

– Да ну! И какая?

– Только обещай, что не будешь смеяться?

– Обещаю.

– Я думаю, что наш мир – иллюзия.

Он сказал это мне таким тоном, словно сделал открытие.

Я улыбнулся и заметил:

– Ты медитировал, чтобы получить знание, которое и так все знают? Ещё Будда говорил об этом.

– Будда говорил не про это. И он говорил не про наш мир.

Я нахмурился:

– Не совсем понимаю.

– В общем, мне кажется, что наш мир создан для одного человека. Если разом всех убить, то в живых останется только он.

– Разом всех? Ты в своём уме? Как можно убить всех разом?

– Очень просто. На самом деле достаточно умертвить жителей этого города.

Официантка принесла наш заказ, разгрузила всё с подноса на стол и ушла.

– Почему? – не мог я понять.

– Потому что всего остального мира не существует. Это просто голограмма.

Я налил лимонад в стакан и отпил.

– Тот самый главный человек, он обитает в этой локации. Значит, тут всё в кавычках реально, а вне этого города ничего нет.

– Я, конечно, тебя уважаю, Элиот, но извини, а как же моя, да и не только моя, поездка в другие страны?

– Это всё галлюцинации. На самом деле никто никуда никогда не уезжает.

– И телевизор, где передачи рассказывают о других странах и городах, тоже иллюзия? – не соглашался я.

– Конечно. Именно благодаря телевизору и создаётся впечатление, что мир вне этого города существует, а на самом деле это совсем не так!

Я смотрел на друга и думал о том, что его чудаковатость приобретает настора