Когда не приходит весна

Владимир Михайлович Марченко

Антиутопия – это место, где за тебя всё решено. Хотя сейчас трудно понять, где утопия, а где антиутопия. Не может разобраться в этом и социолог Эн Гэйл, обитатель планеты Авалон-6. Безнадёжный романтик, сломленный авторитарным строем, он рассуждает о жизни, любви, философии, деньгах и успехе. В этом ему помогает представитель другой цивилизации, более развитой и прогрессивной. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что прогресс и демократия тоже по-своему переделывают людей, превращая их в кукол-потребителей и навязывая убогие идеалы. И вырваться из этой пучины не способен никто.

«Слышу голос, голос спрашивает строго,

А сегодня что для завтра сделал я?»

Из к/ф «Гостья из будущего»

Здесь будет всё: пережитое,

И то, чем я еще живу,

Мои стремленья и устои,

И виденное наяву.

Б. Пастернак «Волны»

Глава 1

Мы заглянули в тёмную щель. Обрушившиеся бетонные сваи оставляли немного пространства для любопытных глаз, но кое-что разглядеть удалось. Здесь вповалку валялись ржавые каркасы «ЛАЗов» и «ПАЗиков», в беспорядке громоздясь у бывшего входа в «Объект-38» Госрезерва Авалона.

– Ну что, лезем? – спросил чернявый Асад Мадов.

– Конечно! – хитро блеснули глаза Иськи Утмана.

Я молча кивнул, Ней сразу принялся пробираться в щель.

Бункерная бомба AZ-3500 была прекрасным оружием. Почему в тот холодный и ветреный день, последний день существования Авалона, она отклонилась от заданного курса более чем на три километра и упала на самом краю полигона «Вершки-10», пробив толстенные бетонные укрепления и взорвавшись аккурат у въезда-входа в бункер Госрезерва, завалив его землей и тоннами железобетона? Неизвестно до сих пор…

Мы, пыхтя и вдыхая воздух, пролезли в щель – единственное открытое место, поскольку въезд засыпали землей и залили цементом. Местные пронырливые мальчишки разрыли эту узкую вентиляционную полоску, соединявшую подземный мир с внешним, и водили сюда ребятишек из ближайших лагерей за всякие сладости. Нашим проводником был Асад Мадов – жилистый и смелый житель соседнего аула.

Пацаны спустились по верёвке и оказались на боковых стойках окон лежащего «ЛАЗа». Остро пахло сыростью и выделениями тех, кто не дотянул до поверхности либо наложил от страха.

Легко соскользнув вниз, мы оказались на бетонной дороге, покрытой плесенью и кустиками каких-то трав. Вокруг было очень темно, хотя двое из нас и водили вокруг фонариками.

– Сейчас перейдём в главный зал – там автономное освещение, – успокоил нас Асад.

Мы шли по широкому тоннелю, способному пропустить через себя и автопоезд, и тяжёлую «Гидру».

– А-а-а, – крикнул вдруг Иська, – труп!

Два луча скрестились в направлении его дрожащей руки. Разбитый противогаз, балахон химической защиты и тяжелые ботинки.

– Это так, – спокойно сказал Асад, – местная шутка.

Иська зло посмотрел на «тело» и пнул его ногой.

Неожиданно впереди стало светлеть. Свет был бледным и очень приглушённым, но вскоре мы выключили фонарики и замерли в оцепенении.

Гигантское помещение с высокими сводами и уходящими вниз съездами было наполнено тем, что казалось необходимым для выживания в случае тотальной ядерной атаки Звездной империи. Рядами стояли тяжёлые грузовые тягачи, полностью герметичные и способные к автономному движению в течение двух недель. Высились мобильные ракетные комплексы, предназначенные для поражения вражеских звездолетов на низких орбитах и организации прорыва для эвакуации выживших. Красиво белели новенькие автобусы, небольшие, покрытые защитной краской. Отдельно стояли немногочисленные мотороллеры и розовые «Дэу Матис». Эта техника должна была вывозить выживших военных, дабы их не отследили по большим лимузинам и броневикам охраны. К тому же эти «Матисы» защищены на случай химической атаки и расходуют всего около трех литров топлива на сотню километров дороги. Мотороллеры хранились для эвакуации отдельных граждан в обход радиоактивных «пятен».

Утман с гиканием кинулся к тяжёлым «Уралам» спутниковой связи. Не из любви к технике, просто за ними высились залежи круп, макарон быстрого приготовления, сухарей, чипсов