Карабас Барабас тоже плачет
Николай Воронцов
Аурика сбежала с тропического острова, пообещав себе больше никогда ни в кого не влюбляться. Вместе с музыкантами известного российского исполнителя шансона Стаса Измайлова она отправляется в долгий гастрольный тур по ледяной Сибири, но в первую же ночь становится свидетелем жестокого убийства концертного директора группы. Пропала крупная сумма денег. Подозреваются все. И Аурика знает, что следующей жертвой жестокого убийцы будет именно она.
СТРАШНО ИНТЕРЕСНЫЕ СКАЗОЧКИ
ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ ДЕВОЧЕК
Николай ВОРОНЦОВ
КАРАБАС
БАРАБАС
ТОЖЕ
ПЛАЧЕТ
Она не гадала на суженого-ряженого, не лила в воду расплавленный воск, не жгла перед зеркалом свечи, и не просила ни бога, ни черта о том, чтобы их дорожки когда-нибудь снова пересеклись.
Она даже думать о нем забыла. Вернее, старалась больше никогда о нем не думать и не вспоминать вовсе.
И уж, конечно, не звала его.
А он пришел.
Пришел сам.
Явился, отчего Аурика, по идее, должна была бы не на шутку на него разозлиться, потому что это ведь совершенно неправильно заявляться к девушке без какого-либо предупреждения и приглашения, и уж совсем никуда не гоже вот так вот бессовестно бередить забытое прошлое.
Ну, почти совсем уже забытое прошлое, хотя с момента их расставания прошло на самом деле не так уж и много времени.
Он медленно и неслышно прошел по ледяному полу и остановился перед кроватью.
Закутавшись в одеяло и делая вид что спит, Аурика замерла.
И он стоял и смотрел на нее, не мигая, своими бездонными как космос глазами, и не было в его взгляде ни той привычной жгучей злости, ни дикой ярости, ни ядовитых этих вечных фирменных его укоров, а одно только безграничное спокойствие и любовь, от которых было так хорошо, так уютно, так светло и тепло…
По идее надо было бы спросить его, каким рейсом он прилетел и где оставил багаж, и как вообще сумел разыскать ее на бескрайних заснеженных просторах Сибири, но говорить ни о чем не хотелось. Хотелось просто молчать. И еще хотелось, чтобы это счастливое мгновение никогда не заканчивалось.
На оконном стекле алмазным блеском переливались узоры.
Аурика ждала.
Она знала все, что будет дальше.
Знала, что через мгновение он опустится на пол и будет какое-то время смотреть на нее вблизи, любуясь призрачно белой в свете луны кожей, будет любоваться ее длинными ресницами и разметанными по подушке волосами, после чего осторожно уберет с ее лица непослушную прядку, приблизится и прикоснется губами сначала к ее лбу, потом к виску, скользнет по щеке и, наконец, приблизится к губам.
И тогда она откроет глаза, радостно засмеется и обовьет его шею своими руками, и запутается пальцами в его волосах, и притянет его такого озябшего и холодного к себе, под одеяло.
И уже потом, когда он согреется, она с тихим восторгом начнет осыпать его лицо поцелуями.
Аурика знала, что это лишь сон, и именно по этой самой причине никоим образом не препятствовала событиям течь так, как они складывались в данный момент в причудливом калейдоскопе ее сновидения.
– Ты изменился, стал совсем другой, – в какой-то момент вдруг прошепчет она и в тревожном непонимании немного отстранится от него.
А он на это ничего не ответит, только улыбнется, и хитро прищурится, а сам еще больше задвинется в тень.
И от этого Аурике станет тревожно, много тревожнее.
– Ты в самом деле стал совсем другим, – повторит она и тут же поймает себя на мысли, что в этом своем странном сне не может вспомнить цвет его глаз, вдруг поймет, что вообще не помнит его лицо.
Какие же у него глаза?
Серые?
Или синие?
Или зеленые?
А он, будто разгадав ее замешательство, тут же громко рассмеется, после чего сгребет ее в охапку, притянет к себе и сожмет в своих объятиях так сильно, что не охнуть, ни вздохнуть…
Что-то где-то глухо стукнуло и Аурика от этого негромкого в общем-то стука вздрогнула, проснулась и замерла, прислушиваясь к тому, не повторится ли звук снова.
Сон, в котором был примчавшийся к ней с тропического острова тот самый, теперь уже бывший, а когда-то совсем недавно милый-дорогой-единственный, тот самый которого она безумно любила, с к