Сновидения

Вадим Иванович Кучеренко

Он видел прекрасные сны, в которых совершал подвиги и был героем романтических приключений, любимцем женщин. Но когда просыпался, то реальность оказывалась совершенно иной. И однажды он захотел все изменить…В оформлении обложки использован рисунок с pixabay по лицензии CC0.

Утренний бриз, наполнявший паруса бригантины, через открытый иллюминатор проникал в каюту. Мужчина в кожаной куртке с широким поясом и ботфортах до колен сидел за столом и точил шпагу, невозмутимо покуривая ароматную гавайскую сигару. Одетая в расшитое золотом сари женщина, распростершись на кровати под парчовым балдахином, плакала.

– Командор, – шептала она сквозь слезы. – Я хочу всегда быть с тобой!

– Это невозможно, – печально ответил он. – Моя жизнь полна смертельных опасностей.

– Я не страшусь разделить их с тобой!

В дверь каюты сильно постучали и кто-то прокричал:

– Командор, на горизонте шхуна! Она преследует нас!

– Это Дрейк, пират ее величества королевы Елизаветы! – в порыве отчаяния женщина заломила руки. – Он настиг меня!

– Это будет его последнее злодеяние, – пообещал командор, взяв в одну руку шпагу, в другую – длинноствольный мушкетон. Отдал распоряжение через дверь: – Команде приготовиться на абордаж!

– На абордаж!

Бригантина мгновенно наполнилась возбужденными криками и топотом ног бегущих на палубу моряков.

Красавица, побледнев, поцеловала возлюбленного, быть может, в последний раз…

Николая Зябликов, проснувшись, долго еще лежал в темноте и слушал, как за окном после короткого ночного затишья пробуждается город. Через открытую форточку свободно проникали свежий морозный воздух и звуки. Сначала зарычали автомобили, взбираясь по их крутой улице к перекрестку. Потом торопливо прошагал человек, неизвестно куда или откуда спешивший в такую рань, за ним другой, третий… И вскоре множество ног хрумкало выпавшим ночью и успевшим подмерзнуть снегом, перемалывая его в грязь.

Николай невольно вздохнул. Ему казалось невыносимо скучным совершать неизменный ежедневный круговорот жизни: вставать, умываться, завтракать и одеваться, а затем выходить из дома и брести по уличной слякоти на работу, и там маяться весь день, мысленно торопя приближение вечера. Но и долгожданный вечер, он знал, не принесет ему радости, тогда он начнет ждать ночь, когда можно будет, наконец, с облегчением лечь в кровать и забыться до утра…

Николай опять грустно вздохнул. Он понимал, что потерял интерес к жизни. Но случилось это не вчера, а несколько лет тому назад, и он смог уже привыкнуть к этому состоянию безнадежности. Однако старался не вспоминать то время, когда утро еще приносило ему радость. Это было не так просто – отречься от всего чистого и светлого, что хранила его память. И не всегда удавалось. Тогда Николай пытался схитрить, обмануть самого себя. Он переворачивал в своей памяти как можно больше страниц и заглядывал чуть ли не в начало своей жизни.

В те дни его будила мама. Тогда он спал в одной с ней комнате, но только в маленькой детской кроватке с забавным медвежонком, нарисованным на деревянной спинке. Мама склонялась над ним и, ласково поглаживая по голове, приговаривала:

– Коленька-Николенька, вставай, утро пришло, пирожки принесло!

А ему были так приятны прикосновения ее теплой мягкой руки, пахнущей почему-то молоком, но не магазинным, а деревенским, парным, что он, уже проснувшись, старательно жмурился, продляя мамины ласки. Он знал, что на завтрак его действительно ждут вкусные пирожки, еще пышущие жаром, с сочащейся из них начинкой из грушевого или яблочного варенья. И не мог понять, как это утро сумело их принести, ведь у него нет рук. Но если допустить, что руки есть, значит, имеется и рот, и почему же тогда оно, это самое утро, исправно несет вкусную сдобу ему, Коленьке, а не съедает само? Он бы ни за что не удержался и попробовал хотя бы кусочек. Но еще ни разу ему не попадался надкусанный пирожок…

Мама все-таки замечала, что Коленька притворяется, и нежно упрекала его:

– Сынок, я же опоздаю на работу, и меня накажут!

Каждое утро эта неведомая работа отнимала у него маму, и Коленька сильно нев