Боярин

Сергей Валентинович Антонов

Последняя война стерла города и страны с лица Земли и почти уничтожила человечество. Одновременно с ядерными ракетами, одной из противоборствующих сторон, было применено чудовищное бактериологическое оружие – гельминт, убивший всех людей старше пятнадцати лет.Образуются сообщества, новые лидеры стараются заявить о себе, как можно громче. Борьба за власть, как когда-то, сосредоточена в местах, некогда бывших крупными мегаполисами.Однако люди, выросшие на руинах цивилизации – просто дети, в сравнении с тем, кто пришел из далекого прошлого. В одной из многих прожитых жизней он – рязанский боярин, сподвижник Евпатия Коловрата.

Пролог

Год 1237-й

Солнце и без того катившееся по небу мутным желтым пятном, окончательно исчезает в плотных клубах облаков. И они останавливаются. Замирают потому, что стих ветер. Словно все вокруг застыло в ожидании того, что происходит.

Только умереть. Только умереть. Только… Снег. Пятна, цепочки и зигзаги крови. Снег, истоптанный копытами низкорослых монгольских лошадей. Следы людей и коней, заполненные бурой кашей из подтаявшего снега и крови. Свист стрел, удары топоров, прорубающих доспехи и вонзающихся в плоть.

Пляска смерти. Славная битва. Победитель известен заранее, но от этого сеча не становится менее жестокой.

– Павел!

Меч Евпатия рассекает монгола Хостоврула от верхушки остроконечного шлема до седла. Он не падает с коня. Просто заваливается назад. Удерживаемые стременами ноги не позволяют мертвому Хостоврулу расстаться с четвероногим другом. Конь уносит поверженного батыра в гущу битвы.

– Паве-е-ел, на помо-о-ощь!!!

Стоны раненых, переходящие в хрипы. Коловрат в красных от крови доспехах. Он появляется то тут, то там. Невозможно уследить за передвижениями воеводы. Он здесь. Он там. Он везде!

Падают и падают в снег сраженные им монголы. Валятся, словно срезанные серпом спелые колосья. Умирая, что-то бормочут. Отрывисто. Гортанно. Хрипло. Словно кого-то ругают.

Мелькают фигуры в знакомых доспехах. Лиц рязанцев не разобрать. Ясно одно – их мало. А становится все меньше.

Идти трудно. Не потому, что приходится прорубаться через монгольских воинов, число которых не убывает, а увеличивается. Не потому, что под ногами тела друзей, истыканные стрелами, изрубленные кривыми саблями басурман. Нет. Ноги наливаются тяжестью и намокшие от воды и крови сапоги кажутся тяжелее железных оков потому, что… Час пробил! Он молод, он силен, но его время пришло.

Чего вы хотите? Только умереть. Умереть…

Снежинки падают на обезображенные, искаженные предсмертными гримасами лица. Касаются кожи, но не тают. Только умереть.

– Уррагх! Кху-кху!

Копье протыкает монгола насквозь. Черные, узкие глаза. Сначала блестят, горят ненавистью. Потом пламя это затухает. Ненависть сменяется ужасом. А вскоре – совсем ничего. Зрачки перестают двигаться. Замерзают. Губы, под тонкими черными усиками-щеточкой еще шевелятся. На смуглом лбу – капли пота. Жидкие черные волосы липнут к ним.

Убитый им воин что-то пытается сказать. Напрасно. Он, Павел, все равно ничего не поймет. Да и неважно все это. В мутной, снежно-кровавой круговерти есть только один, понятный всем язык – звон булата. Лязг мечей. Хруст костей.

Только умереть. Вокруг этих двух таких простых и таких емких слов сосредоточилось все: что было, что будет, чем кончится и что успокоит. В них огонь – пожарищ. Набатный гул. Медный глас вечевого колокола. Пылающие церкви. Черные пепелища на месте крестьянских хат и боярских хором. Обугленные бревна и лица рязанцев. Тоже черные, будто обугленные.

Покойников не подымешь. Жива еще Русь. Жив корень рязанский. Чего вы хотите? Только умереть! Еще ли лих на нас супостат-злодей. Супостат-злодей, татарин лихой…

Павел вдруг понимает, что оставил копье в теле монгольского воина и сейчас безоружен. Наклоняется, поднимает чей-то топор. Рукоять скользкая от крови. Он вытирает ее подолом рубахи. Где доспехи? Когда он успел их снять? Память уже не дает ответа на эти вопросы. Слишком много произошло за короткое время.

– Уррагх!

Монгола, издавшего свой боевой клич, Павел убивает, рассекая живот