Филоктет на Лемносе. Персидское зеркало

Миомир Петрович

Bibliotheca serbica

Не случайно под одной обложкой оказались два романа Миомира Петровича, действие которых происходит в разные эпохи – Троянской войны и конца XX века. Они прочно связаны одной темой: поисками места личности в суровом мире, что более чем актуально в любое время. Герой первого романа Филоктет наблюдает не красоту античного мира, а жестокость и грязь нелепой войны. Его попытки уклониться от этого не могут увенчаться успехом, как не может сбежать от жестокостей нашего времени Милош Зурбаран, герой «Персидского зеркала». Оба романа, несмотря на столь разные эпохи, связывают воедино не только судьбы героев, но и «горячая линия», на протяжении тысячелетий связывающая Балканский полуостров, Средиземноморье, Малую Азию, Закавказье, Персию. И если «Филоктет на Лемносе» жестко и непривычно трактует древнюю мифическую историю, увязывая ее с современностью, то «Персидское зеркало» демонстрирует тщетность попыток бежать из нашего времени в глубины древней полумифической истории.

Миомир Петрович

Филоктет на Лемносе. Персидское зеркало

MIOMIR PETROVIC

HEAUTONTIMOROUMENOS

roman

PERSIJSKO OGLEDALO

roman-arabeska

Перевод книги осуществлен при финансовой поддержке Перевод книги осуществлен при финансовой поддержке Министерства культуры и информации Республики Сербия Министерства культуры и информации Республики Сербия

© Miomir Petrovic, 2001

© ovog izdanja LAGUNA, 2008

© В. Н. Соколов, пер. на русск. язык, 2019

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2019

Филоктет на Лемносе

роман

1 часть

Самомучитель

Вот и омытый морем дикий Лемнос —

Безлюдная, пустынная земля.

Здесь, о Неоптолем, дитя Ахилла,

Храбрейшего из греков, мной когда-то

Оставлен был мелиец, сын Пеанта,

С больною, загноившейся ногой —

Начальствующих был на то приказ:

При нем свершать уж не могли мы с миром

Ни жертв, ни возлияний – так вопил он

На весь военный стан, стонал и беды

Наплакивал…

    (Софокл «Филоктет»)[1 - Перевод: С. Шервинский (Москва «Искусство», 1979).]

Я еще в детстве догадывался, что нам никогда в них не жить; мы носимся по неизвестным просторам, как Синдбад на огромной рыбе, или летаем промеж крыльев злого духа, пока их не опалит Аллах. И мы никак не можем спрыгнуть, это выше наших сил. Нас запустили на орбиту, выстрелили, как снаряд, но ведь человек жил так не всегда.

В чем смысл и где цель этого ужасного полета?..

Пространство, которое пугает вас, всегда одно и то же, и оно равно той черепной коробке, в которую заключен ваш мозг.

    (Эрнст Юнгер «Гелиополис)[2 - Перевод: Г. Косарик (Москва «Прогресс», 1992).]

I

Касаясь кончиками пальцев, этими мелкими кожистыми петельками и завитками, на которых прочитывалось все прежнее время, прожитое ими, а вместе с тем и все будущие времена, которые ощутят, переживут и сохранят кожа и фигура перстовладельца, итак, почти касаясь ими самого яда, неподдельного, но одновременно и невидимого, заключенного в наконечнике одной из Геракловых смертоносных стрел, Филоктет не мог не спросить себя, а не есть ли рана под коленом его правой ноги тоже всего лишь иллюзия, сотворенная или воссозданная воображением под влиянием им самим придуманной ядовитости этого оружия, не видимой, но все еще ощущаемой, прозрачной, примерещившейся и несуществующей, в отличие от жизни.

Утро не спеша поднималось над Лемносом, намереваясь воцариться, пока еще вяло и нерешительно, слишком облачное, и потому его можно было назвать утром лишь с некоторой натяжкой, но вместе с тем уже беременное неким иллюзорным оптимизмом, некой облачной ясностью, которая указывала на то, что речь идет все-таки об утре, а не о каком-то другом времени суток, со всеми присущими ему волнами прохлады и соленого морского ветра, что с незапамятных времен сопутствовал каждому восходу нового дня на этом пасмурном куске забытой суши.

Филоктет равнодушно посмотрел в пучину, потом перевел взгляд на южный берег острова, одновременно опуская его все ниже и ниже, к ладони и кончикам пальцев, ласкающих отравленное острие, словно они несколько по-детски заигрывают со