Завтра наступит, я знаю
Вероника Вячеславовна Горбачева
Каково это: сильной, уверенной в себе женщине, реалистке до мозга костей – узнать однажды, что она не имеет права на прошлое, которое считала своим, и даже на воспоминания? И до развоплощения ей осталось всего ничего, если не успеет привязать себя к новому миру. А он, представьте себе, магический, и встречает сурово и неприветливо…А каково Великому Магистру? Ему от новой ведьмы сплошные заботы. И Тень-то из неё неправильная, никак не смирится с действительностью; и от помощи она отказывается. А главное – не желает быть ведьмой. Не хочет. А без её универсальной магии Мир вот-вот затрещит по швам.
Пролог
Эти двое (https://citaty.info/tema/dvoe) вели себя как заговорщики, причём заговорщики, не скрывающие, что у них заговор (https://citaty.info/tema/zagovor).
Мариам Петросян. «Дом, в котором…»
Едва не спихнув с карниза горшок то ли с геранью, то ли с петуньей – шутт их знает, старый Птиц не разбирался в этой хрени и не забивал мудрую голову ерундой – он протиснулся меж керамических горшечных боков и долбанул клювом оконное стекло. От души. Ибо был сердит. В конце концов, он так старался, спешил с долгожданными вестями, а хозяйка даже не приоткрыла раму, хоть всегда чувствует его появление. Мчись тут к ней через весь город, лети, задыхайся, предвкушай её изумление, ласковое поглаживание пёрышек, свежевскопанную грядку с вкусными жи-ирненькими червяками, блюдце сладкого молока, отобранное у кота… И натыкайся на закрытое окно. Тьфу! Одно слово – ведьма! Знает, что Аллан прилетит, но всё делает, чтобы его позлить.
Над его головой засмеялись. Услышь кто этот волнующий грудной смех – так и вообразил бы себе прелестницу, в коей чудесным образом ужились и юношеский задор, и флер особой зрелости, несущей в себе не какой-то гипотетический закат, но лишь новые грани совершенства, что раскрываются со временем. И не ошибся бы. Даму, гостеприимно распахнувшую окно, язык не повернулся бы назвать старухой, о нет! разве что величественной пожилой лейди. Настоящей лейди, из тех, в чьих жилах отливает благородной синевой кровь Артских королей. Безупречная осанка зрительно делала хозяйку выше, простое утреннее платье винного цвета подчёркивало тончайшую талию и стройные ноги, не потерявшие изящности линий, оттеняло белизну седины, взбитой в пышную причёску. Ярко-синие глаза лукаво щурились.
Ею, как античной статуэткой, можно было любоваться бесконечно, и, восхищаясь, признавать, что возраст для таких, как она, всего лишь количество оборотов планеты вокруг светила.
Дама снисходительно-ласково улыбнулась.
– Не сердись, Аллан. Я знала, что ты появишься, но никак не ожидала тебя так рано. Залетай. Ах, да, прости, милый…
Это кроткое «прости» стоило нескольких минут ожидания и неудобств, право же! Да к тому же, лейди соизволила подхватить крупное, прямо скажем – увесистое тельце Птица и аккуратнейшим образом извлечь его из плена горшков герани… или петуний, шутт их знает. Главное, что они мешали распахнуть ему крылья. Ворон догадывался, что хозяйке просто-напросто нравится эта игра в стервозную ведьму, забывающую о верном помощнике, что она незло потешается над его возмущённым пыхтением, но где-то в глубине души, пусть и очень глубоко, разгорается в ней в такие моменты искорка умиления. За которую старый Аллан По готов был, ежели понадобится, продать душу.
А у пернатых созданий есть душа, и даже не спорьте с трёхсотлетним Птицем. Есть. По крайней мере, у фамильяров.
На время он отвлёкся и даже забыл о сведениях, которые весь полёт складывал в своей умной голове, чтобы преподнести по нарастающей степени важности и удивить адресата. Ласковые пальцы погладили его по голове, перебрали пёрышки на крыльях, отливающих синевой, нежно провели пару раз по вискам, где, как у человека, серебрилось несколько белых пуховинок, похожих на седину.
– Старый мой друг, притворщик… – проворковала дама. – Ну, будет, будет. Я же знаю, что ты уже не дуешься.
Она вновь засмеялась и пересадила гостя на своё плечо. Ворча и устраиваясь, он без всякого зазрения совести вонзил когти глубже: не в плоть, разуме