Метаморфозы смутного времени

Александр Иванович Вовк

Перед вами пронесутся три этапа жизни нашего современника. Поначалу он – офицер-ракетчик, гордый результатами своего ратного труда. Потом надолго становится безработным. Казалось, жизнь рухнула. Всё чаще посещали мрачные идеи. Но благодаря служебным связям матери наш герой стал компаньоном иностранной фирмы. И сразу всё изменилось. Забылись прежние муки и унижения. Существенно изменились жизнь, отношение к людям, событиям, самооценка. Со случайно встреченным войсковым товарищем, осудившим его приоритеты, наш герой разругался, но задумался. Даже попытался разобраться в своей жизни. К чему это привело, вы узнаете из повести.

Глава 1

Телефон, оставленный вчера на столе и используемый только для связи с компаньоном из Швеции, давным-давно вибрировал, повизгивал, кряхтел и подвывал совершенно ненормальной мелодией, установленной любимицей внучкой.

Просыпаться болезненно не хотелось. Не хотелось отпускать сон, явившийся из светлой армейской молодости, насыщенной значительными событиями и столь напряженной, что теперь в истинность былого самому едва верится.

В растаявшем некстати сне Андрей Алексеевич Смеркин ощутил свою прежнюю жизнь. Жизнь, наполненную великим смыслом, долгом и объективными трудностями, следующими не только непрерывной чередой, но и накладывающимися одна на другую, и заплетающимися немыслимыми узлами. Подобные накладки бесконечно усложняли повседневную действительность, изматывали, иной раз, до беспамятства, но и давали ощущение собственной значимости в большом и важном для страны деле; давали право себя уважать.

*

Телефон продолжал требовательно вибрировать, пытаясь, как бывало не раз, подобраться к краю стола, на что Андрей Алексеевич с удовлетворением подумал: «Сон сном, но ведь рухнула наша огромная и могучая держава, взорванная изнутри предательством кремлевских перерожденцев. Предательством, которое было невозможно предугадать. В защиту державы от внешних врагов и я внес немалый вклад. И теперь в моей памяти отложились сладкими слоями те двадцать пять трудных лет… Очень трудных… Слава богу, хоть теперь моя жизнь наладилась, и я получил от неё всё, к чему стремился, чего вполне, как сам давно считаю, заслужил, чтобы больше не вспоминать ужасы хронической нехватки денег в советские годы, а также нищету и унижения последующих лет, уже после крушения страны».

Телефон всё не унимался.

«Опять корпус расколется! – с раздражением предположил Андрей Алексеевич, но не пошевелился. – Черт с ним! Куплю другой! Заодно появится повод, не обижая внучку, избавиться от мелодии с воплями необузданных африканских невольников!»

Андрей Алексеевич всё-таки пошарил рукой по затейливой прикроватной тумбочке и надавил кнопку стильного перламутрового будильника, на что приятный женский голос с китайским акцентом негромко известил:

– Восемь часов сорок семь минут! Двадцать один градус!

«Приспичило ему звонить в такую рань? – простонал Андрей Алексеевич с сожалением. – Можно подумать, стряслось что-то такое, что потерпеть нельзя?»

И опять расслабился, очутившись в той, знакомой до боли атмосфере своей нелегкой и непростой службы. Всё вспомнилось как-то одновременно, в удивительно спрессованном и многослойном виде. И долгие дни, и минуты, месяцы и годы теперь сжались в крохотные мгновения, хотя даже самые забытые события вполне достоверно и натуралистично просматривались в толще времени.

Казалось, можно всего коснуться, вмешаться в любой разговор, изменить прошлые поступки, добиться еще лучших, нежели получилось когда-то, результатов. Это было удивительное, совершенно невероятное погружение в далекое и бесценное прошлое, позволившее не только заново и детально разглядеть былое, но и коснуться его душой. И снова прочувствовать всё-всё: присущие ему радости, трудности, заботы, переживания, надежды и огорчения. Всё то, что в постоянной сутолоке никчемных событий давно засыпано непробиваемой толщей прошедших десятилетий.

*

В то далекое время он уже считался достаточно опытным начальником стартового отделения, хотя и имел почти начальное офицерское звание – старший ле