Панк

Артём Георгиевич Елуков

То, что печаталось в стол, но, захотев жизнь новую, спрыгнуло со стола на пол и теперь, настоявшись, должно ударить в голову. И чтобы голоса произносили его, вибрацией по воздуху передавали, люди с ним свои судьбы переплетали.

Стихи под ваши фотографии

в

и

.

Вот.

Нате!

«То, что грызёт тебя…»

То, что грызёт тебя,

Это фоновое,

Бессознательное,

Лучше выписать из себя.

На что ни будь белое,

Лучше бумажное.

От проблем не избавишься,

Это проверено точно.

Но оно не нежного грызть станет тебя,

А то, что терпеть будет вечно.

В коконе

Стены держат.

Потолок давит.

В комнате тесно.

Хламом завален.

Якоря и цепи.

Комфортные места.

Раб своей системы.

Кругом голова.

Как выйти из программы,

Сломать этот барьер?

Мои координаты

Вросли в косяк и в дверь.

В корабль с трубой кирпичной,

И я часть корабля.

Летучего голландца палубу

Покидать нельзя.

Умчать за белым кроликом

Из этой серой матрицы.

Душа, как птица вольная,

Взлетела б выше матицы.

Обернулась в облако,

Омылась водопадами,

И обжигалась об огонь,

Рубцы оставив в памяти.

И ветер оседлав, она,

Чесала спину небоскребами.

И шумы леса слушала

С брусничными восходами.

Жужжала пчелой,

И звенела птичкой.

Пока за моей, ещё живой,

Душой

Не явился Чичиков.

«Помахивая крылами…»

Помахивая крылами

Тому месту,

Где город упирается в ад.

И чуть дальше,

Где змейкой извиваясь,

Искря кожей на солнце северном,

На камнях переливаясь, кашляет

Водопад.

Деревеньки стоят пригорбатившись,

Машут путнику старыми воротами,

Полные воспоминаний прошлой жизни,

Которую доживают.

Затерянные в болоте,

Заматеревшие, но полно тебе.

Я в них со слезами грусти и счастья,

и чего-то ещё непонятого,

невнятного.

Ружья, книжки,

Стулья, сетки,

Соседи, беседы

От завтрака до обеда.

Лавки, собака,

шаньги, печки,

Бензина два бака,

В кармане конфетки.

Кошки, бродни,

Лукошки, тихие дни.

Как ёлки царапают облака

Погляди.

«Новый человек…»

Новый человек,

Новые мысли,

Новые дела.

Строка, строка, ещё строка…

Столько царей сидело на этом троне?

Сколько голов примеряло эту корону?

О чем думал поэт, когда писал эти строки,

Сколько людей читало эти книги, какие извлекли уроки?

Столько мыслей роилось в головах

Сколько их родилось в делах?

Сколько глаз видело эти стены,

Сколько ног ходило по этим дорогам?

Какие у этих людей были мечты,

Не суждено никогда узнать нам.

А тут битва была громогласная,

За честь и гордость, и родину держали голову.

А сейчас только эхо той войны,

И не увидим мы больше ни рыцарей этих, ни славы их.

А здесь стояла избушка,

Где бабушка чья то в печушке

Шаньги внучатам пекла и ватрушки.

А тут церквушка стояла у речки.

В ней книжки великие

Писали древние.

Со свечкой, днём и ночью,

Перо слюнявя, думали о будущем.

А теперь магазин с парковкой

И остановкой,

Где народ шляется забыв обо всём святом.

Живот живет, живет живот.

Когда читаю книги эти,

Все представляю поэтов этих.

Вот как живые сидят передо мною,

Выводят в книжке строчка за строчкою.

Вот Лев Толстой, закрыл пол-листа густой седой бородой.

Вот чехов и Бунин,

В Париже в будни,

За столиком под Мопассана,

Пьют кофе с круассанами.

Лермонтов после дуэли

Рифмует слова в постели.

Вот Ханс Христиан Андерсен

В Копенгагене пишет сказку нам.

А Сергей Есенин, хулиган, повеса

Пьяный, бранным словом, шлёт приветы.

Любимые мои поэты…

А возможно когда то

На том месте, где я сижу,

Будет кипеть другая,

Новая жизнь.

И какой-то мальчишка,

Такой же, как я сейчас,

С грустной истомой глаз,

Подумает про нас.

Подумает, кто же тут жил,

Кто работал?

О чем думал тот человек?

Что оставил после себя?

И опять,

Наступит новый век.

И снова,

Новая строка,

Новые дела,

Новые мысли,

Новый человек.

«Запрыгнуть в уходящий поезд…»

Запрыгнуть в уходящий поезд

И раздернуть занавеску.

Волчье солнце светит