Имам Шамиль. Том второй. Мюршид Гобзало – огненная тропа

Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

1859 год. Кавказ в огне без малого полвека. …Русские войска стальным кольцом окружили теряющийся в облаках исполинский кряж, где находилась последняя цитадель имама Шамиля. На место действия прибыл главнокомандующий князь Барятинский. …Впереди всех ожидают чудовищные испытания, врата ада, а награда – кровь врага и пленение заклятого Шамиля. Хорошо понимает это и сам князь. Оно и понятно: его соперник и смертельный враг – человек-легенда, всесильный и непреклонный Имам Дагестана и Чечни – великий Шамиль, священный Газават для которого, стал смыслом всей его жизни. Фотографии из личного архива автора. Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Уо-о-ех-ех-ехи-ии!

…Гулко охала и стонала каменная грудь земли, распятая под множеством нещадно молотивших её конских копыт.

Аллах Акба-аар!

…Одноглазый Маги едва успел бросить за спину, в чехол, расстрелянную винтовку, как осатаневший конь, захваченный хлынувшей стремниной грив, рванулся и понёс во весь мах. Впереди, на фоне гончарно-красного откоса перстатой скалы рябила пунцовая черкеска Месело Отрубленной Руки. Неудержимо летело на встречу спасительное громадьё Каратинского каньона, через который дорога шла на Ассаб, Телетль, Бецор, Ругуджу вплоть до Гунибского плато.

– Р-раа-а-ур-ра-а-аа!

За спиной сына Исы взвыла трясучим колеблющимся ором атаманская сотня. Лютый крик понесло от скалы к скале многоголосое эхо. Сквозь клубы вьющийся пыли сверкнул проблеск казачьих шашек – жадных до мяса и крови, как клыки саблезубых хищников.

Мюриды, рванувшиеся от Килатля плотным роем, рассыпались кто куда, дробясь и ломаясь. Ружья казаков без передышки стлали над головами горцев жужжащий визг пуль; они рвали впереди и под ногами коней колючие фонтанчики пыли и каменной крошки.

…Уо! Огонь горячего свинца опалил щёку. Маги, натягивая изо всей силы узду, перелетел через труп лошади, под брюхом которой корчилось тело Алту. Магомед не чувствовал ничего, кроме барабанного стука в ушах и боли в пальцах правой ноги, схваченной зубастой судорогой.

Выбитая бешеной скачкой мысль грызла в голове тяжёлый, намертво затянутый страхом узел.

Волла-ги! Из несущейся по пятам киповени казачьих бурок вырвалась одна, и точно летящая на чёрных крыльях смерть, нагнала урадинца. Разжав пальцы, Магомед въелся занемевшей от рвущегося повода рукой в костяную рукоять шашки; с силой ударил клинком плашмя по потному крупу коня. Тот заломил шею, понёс ещё быстрее, кидая назад лихие сажени. Но крылатая смерть не отстала!

Нагнавший горца терский казак, занёс сверкавшую полосу стали; обрушил её на оголённую медную шею. Но револьверная пуля оказалась быстрее. В воздух взлетела намокшая от крови казачья папаха. В пыль брызнули осколки зубов, выбитых из гнёзд, из разорванного выстрелом рта.

…Краем глаза Магомед выхватил: в сторону перстатой скалы, что оставалась по правую руку, вспененный маштак протащил мертвого казака. Одноглазый видел только яркую струю лампаса да изодранную синюю черкеску, сбившуюся комом выше головы вместе с белой нательной рубахой. Нога гребенца застряла в перекрутившимся стремени, и ошалелый конь нёс, мотая оголённое тело по острым камням.

«Хужа Алла! Помоги! Поддержи!..» – Маги умолял кого-то, кто незримо летел над ним, ослепляя солнечным светом, кидая в лицо плотные, жаркие вихри ветра.

Его конь, мчался теперь краем меловой кручи, мимо зарослей орешника, шиповника, кизила. Магомед хватал неровными рваными глотками горячий воздух, рубил жеребца плёткой, стараясь не отстать, чувствуя, как жестко, на пределе, вымогаются из сил отвердевшие мышцы и сухожилия скакуна. Пытался облегчить его галоп, не касаясь седла, держался лишь в стременах. Считал мгновенья вдоха и свистящего жаркого выдоха; количество прыжков и ударов своего загнанного сердца. С отчаяньем видел, как медленно, но неотвратимо увеличивается разрыв между ним и остальной, уносившейся прочь жалкой горсти мюридов, среди которых как путеводная метка мелькала пунцовая черкеска Отрубленной Руки.

Билла-ги! Худо было и то, что он сам, не заметив ког