Сатисфакция
Михаил Рэйвхарт
Многие из тех, кто учился в техническом вузе, не понаслышке знают словосочетание "Теоретическая механика". Уже само по себе у среднестатистического студента оно способно вызвать легкое чувство дискомфорта. А если еще не повезло с преподавателем, то этот предмет может стать настоящим кошмаром. Кажется, что хуже уже и быть не может. Однако так уж устроена наша жизнь, что она полна неожиданностей, и любой день может обернуться сюрпризом. Причем не только для потерявшего всякую надежду студента, но и для несомненно уверенного в своей победе преподавателя…
Подходя к знакомым дверям универа, я уже знал, что этот день будет таким же, как и обычно. Поднялся на пятый этаж, немного прошел по коридору и остановился у двери. Рядом постепенно начинали собираться одногруппники. Подошли и мои самые близкие друзья – Рома Карпенко и Вадик Ивантеев. Выражение лиц у многих было отнюдь не радостное. Оно и понятно – сегодня был не простой день, а Судный День. И позже станет понятно, почему.
Совсем скоро в этом кабинете должна была начаться самая ужасная пара на неделе. И имя ей – Теормех. Все ждали этого события с застывшей кровью в жилах, хотя некоторые и пытались храбриться. Но остальные тут же гасили в оптимистах любую надежду, и тогда вокруг кабинета воцарялась безмолвная и смиренная тишина ожидания, словно перед входом в зловещий храм.
Возглавляла секту Она – не буду приводить здесь ее имени: чего доброго, сожжет еще на костре инквизиции. Она у нас в этом семестре вела практику, такая уж кара была нам уготовлена. Ничего сделать было нельзя. Для того, чтобы пожаловаться в вышестоящие инстанции, нужны были веские причины, а их у нас пока не было. Поэтому приходилось каждую неделю ждать начала очередного обряда.
Наконец, из лестницы в коридор вышла Она. Вокруг тут же распространилась какая-то неприятная, злостная аура, хотя Она не сказала ни слова. Те, кто зависал в смартфонах, лихорадочно искал в интернете какую-то зацепку к очередной задаче, словно почувствовали ее присутствие. Все поочередно с ней поздоровались, это входило в ритуал приветствия. Она прошла, словно бы тут никого не было, достала ключ из своей засаленной сумки и запустила всех в Исчадие Ада.
В течение пары в этом жутком кабинете устанавливались свои, негласные Правила. Нарушить их было просто нельзя, иначе можно попасть к ней под наблюдение, а такое пятно было уже ничем не смыть. Тогда у тебя удивительным образом обнаруживались ошибки даже в выражении дважды два равно четыре. Каждое нарушение Правил Она отмечала в своем секретном списке, который был до того измят и потерт от времени, что больше походил на какой-то древний пергамент. Как-то раз в начале семестра Антон Новоселов из нашей группы самовольно открыл окно прямо на паре. Это было категорически запрещено, но, во-первых, никто об этом не сказал; во-вторых, в помещении в самом деле было душно – сентябрь выдался похлеще июля. Тогда мы еще ни к чему не привыкли и сидели ошеломленные. То, что у нее не все дома, мы почувствовали сразу. Но в тот раз она достала свой пергамент и красной ручкой сделала в нем зловещую пометку, сказав Антону, что теперь он попал в «черный список». Весь смысл этих слов дошел до нас много позже, а забегая вперед, лишь однажды проштрафившийся Антон все контрольные сдавал одним из последних.
Одно из немногого, что нам здесь разрешалось делать, – это самому подходить к ней с вопросами по заданию. При этом она постоянно смотрела, чтобы кто-нибудь чего не натворил. Мы каким-то жалким подобием азбуки Морзе установили порядок подхода. Наконец, настал мой черед. С замиранием сердца я подошел к Ней. Рядом стоял стул, и я сел на него, как на иголки. Волнение било стыдными импульсами в виски, я даже сознательно не мог себя успокоить.
– Ну вот что вы мне опять приносите? – снова этот противный голос, будто из какого-то совкогого радиоприёмника. – Я не понимаю такую запись!
Я тогда уже привык к ее беспардонной манере общения и пытался изо всех сил мыслить логически, чтобы взять хоть этим:
– Вы написали, что вот здесь ошибка, я и исправил ее.
Она вновь повернула ко мн