Том I
***************************
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Л. Н. Толстой, «Война и мир»
Вместо предисловия
Конец был близок. Но неизбежность конца больше не вызывала страха. Может ли жизнь закончиться так быстро и банально? Почему в последние минуты в голову приходят ничтожные мысли? Стоит ли жизнь подобных мучений? Стоят ли эти мучения жизни?..
Рассвет разбудил беглецов в яме. Заночевали у подножия скал, прямо в лесу. Вокруг чернела непроглядная чаща, а тело пронимал до костей мучительный холод…
Капитан Рябцев не помнил, когда уснул, как и когда у него хватило сил завалить себя и напарника толщей мерзлой листвы. Морокин вроде бы очнулся, но не двигался. На обрубок его ноги, замотанный почерневшим тряпьем, смотреть было невыносимо. Обратив к небу спокойное бескровное лицо, Морокин лежал в яме молча и чего-то ждал.
Нужно было принять какое-то решение. Продолжать спускаться вниз с горы в надежде, что ноги сами выведут к дороге? Попробовать нести Морокина на себе? Но капитан прекрасно понимал, что вряд ли у него хватит сил, чтобы тащить на себе взрослого человека. На километр-два его бы хватило, но что делать дальше, не оставлять же раненого в лесу? Или всё же спрятать его и, пока еще есть хоть какие-то шансы помочь бедняге, бежать не раздумывая за помощью? Сколько километров предстояло пройти пешком, он понятия не имел. Что, если помощь подоспеет слишком поздно? Что чувствует человек, умирающий в полном одиночестве?
Холодная ясность, с которой эта простая мысль ворвалась в сознание, вызвала невольное содрогание. И правильное решение вдруг стало очевидным. Рябцев выбрался из овражка, осмотрелся, размял затекшие ноги, протер лицо заиндевевшей листвой, а затем, нагнувшись над ямой, решительно подхватил Морокина под руки. Поднатужившись, он выволок раненого наверх. Напарник не издал ни звука.
Взвалив обмякшее тело на спину, капитан сделал несколько шагов, и в какой-то миг ему даже показалось, что сил у него прибавилось. Однако не успел он преодолеть и сотни метров, как грудь у него начала разрываться от боли. Одеревеневшие ноги не слушались, во рту появился знакомый сладковатый привкус. Тропа становилась неразличимой. За кустами дорожка вдруг и вовсе исчезала. Куда идти, он не знал.
Светало быстро. Откуда-то впереди доносился шум речки и неправдоподобно бодрое кукование кукушки. Стоило на миг забыться и вслушаться в эти звуки, как чаща переставала казаться безжизненной и стылой. Птичий щебет доносился со всех сторон, он переполнял весь лес. Мир жил своей жизнью. И в этом было что-то противоестественное, претящее сознанию.
Перебираться через реку вплавь с раненым на спине? Это казалось немыслимым. Искать брод? Но в таком случае это нужно было делать не мешкая ни секунды. Преследователи могли пойти по следу с собаками, и если попытаться от них оторваться, то только по плавням, которые виднелись вдоль противоположного берега, другой возможности не было. Давая себе минуту на раздумья, Рябцев опустил напарника на землю и тотчас замер: справа, вдалеке из леса высыпали черные фигурки.
Боевики продвигались быстр