Письмо
Виктор Елисеевич Дьяков
Вторая чеченская война. Рядовой Анатолий Дроздов получает письмо от матери. В нем она просит ее простить, что не смогла отмазать от армии и спасти от Чечни своего единственного сына. Мать делится с сыном своим негативным опытом "общения" с Кавказом, открывая страшную семейную тайну, в надежде, что сын станет осторожнее и сможет сохранить себе жизнь. Но она не учла, что сыну только 18 лет, и ее письмо прежде всего возбудило у него чувство мести.
ПИСЬМО
рассказ
Дроздов не мог привыкнуть к гаубицам. Даже бьющий скорее по нервам, чем по ушам протяжный звук залпов "ГРАДа" не так на него действовал, как эти тяжкие ухающие выстрелы. Голова непроизвольно втягивалась в плечи, туловище само собой сжималось, и оставалось в таком положении, пока грохот уносящегося вдаль снаряда не затихал, напоследок возвестя о себе едва слышимым всплеском далёкого разрыва.
– Не ссы сынок, это пока ещё не по тебе панихида,– с ухмылками прошли мимо, неся перед собой в согнутых руках по несколько буханок хлеба двое контрактников.– Наберут детей на войну, а сопли утирать …– дальше Дроздов не расслышал – подошла его очередь получать первое.
– Заснул … какая рота!?– кричал стоя на металлической подножке походной кухни нарядчик с черпаком в руке.
– Вторая, я из дозора, на двоих человек,– Дроздов подал котелки.
– Из дозора? … На, держи, поешь на последок. Сегодня ночью "духи" к тебе в гости придут, яйца резать, завтра петухом запоёшь,– нарядчик издевательски заржал.
Дроздова передёрнуло, схватив котелки со щами, он поспешил к следующему котлу за вторым. Здесь "банковал" сам повар, "дед"– сержант. Каши с тушёнкой в поданные крышки от котелков он положил явно мало. Дроздов не отходил.
– Чего встал, разводягой по лбу захотел? Двигай дальше, нечего очередь задерживать!– повар кривил красное лицо в угрожающих гримасах.
Дроздов бросил исподлобья недобрый взгляд и нарочито неспешно отошёл.
– Чего зыркаешь!? … Сейчас слезу по горбу настучу … салабон!– ругался ему вслед повар, принимая следующие крышки от котелков.
Даже прослужив шесть месяцев, Дроздов и его однопризывники вновь оказались самыми "молодыми" в полку. Ещё во время боёв в Дагестане погибло несколько "молодых" из Татарии и по этому поводу подняли шум … В общем, когда начались бои в Чечне, прослуживших менее полугода в боевых подразделениях уже не оказалось. Таким образом, молодость "черпаков", солдат прослуживших по шесть месяцев, продлялась ещё на полгода. А это означало, что основная тяжесть службы опять ложилась на них: наряды, тяжёлая грязная работа – разгрузки-погрузки, рытьё траншей и окопов … Не контрактники же всем этим будут заниматься, не "деды", даже "годки" имели некоторое моральное право увильнуть.
В дозоре, муторном суточном дежурстве на выдвинутом за позиции батальона посту, тоже, в основном, службу несли "черпаки". Нагруженный обедом, Дроздов уже собирался идти на свой окопный пост, где его ожидал напарник, когда к нему подбежал Галеев. Однопризывник Дроздова, он по штату числился в их взводе, но благодаря умению писать плакатным пером и немного рисовать, сумел пристроиться при передвижном полковом клубе. В руках у клубного работника белела пачка конвертов. Они были в неплохих отношениях, и Галеев обратился к нему по-свойски:
– Толян, тебе письмо, толстое, с фоткой наверное. От бабы?
– Сунь в карман,– Дроздов подставил бок, отводя руку, занятую котелками.
Галеев сунул толстый конверт в карман бушлата и побежал дальше раздавать почту.
"От бабы … какой бабы, у меня и бабы-то никакой нет",– тоска от предчувствия охватила его, когда он мельком увидел адрес, написанный материнским почерком. Толщина конверта подсказывала, что мать, узнав, наконец, куда "загремел" её единственный сын, разволновалась, расплакалась … вот и накатала. Что-что, а писать-то она умеет, как-никак более двадцати лет русский и литературу в школе преподаёт. Дроздов, словно ощущая тяжесть материнских слов в своём кармане, сгорбившись как старик, шёл вверх по склону пологой горы, мимо КУНГов, палаток … В одной из палаток контрактников шёл гудёж. Там располагались батальонные