Лёшенька

Ольга Пустошинская

Тысяча девятьсот шестнадцатый год. У мальчика Лёшеньки тяжело заболевает мама. Чувствуя близкий конец, она берёт слово со своей сестры не бросать Лёшу. Так мальчик оказывается в соседней деревне у своей тёти. Очень скоро выясняется, что Лёшенька – необычный ребёнок, способный видеть то, что сокрыто от других глаз.

1

Мать с отцом сидели за столом при свете керосинки. Так тихо… только слышно было шуршание тараканов возле рукомойника. Полинка спала, завернувшись с куклой в лоскутное одеяло. А Яшка затаился на печи, изо всей мочи вслушиваясь в разговор.

– Не дело ты выдумала, мать… – Голос у отца глухой и сердитый. – Жить как будем? Муки в ларе только до весны хватит.

– Что будет, то и подам на стол. Где двое, там и третьему ложка супу найдётся, – упрямо ответила мать, и Яшка представил, как у неё сжались губы. Если она что-то решила – нипочём не переубедишь.

Второй год шла война, досыта не ели уже давно. Мамка добавляла в квашню мятую картошку, чтобы меньше уходило муки, суп да щи были совсем жидкими, без капелек жира.

– Да было бы что подать! – откашлялся отец. – В городе приют есть. Должны взять сиротку: отец на войне сгинул, мать померла.

– Я не могу… Я сестрице Софье обещалась не бросать Лёшеньку, родная кровь же… Господи, да ты бы видел его, мальчонка чудесный, как ангелок!

– Своих ангелков двое, – проворчал отец.

Помолчал, свернул и закурил самокрутку, потом сказал:

– Ладно… возьмём, а там видно будет… У соседки, говоришь, он?

– У соседки, – обрадовалась мать. – Я лошадь у Ульяна попрошу, вещи надо перевезти.

***

На другой день они уехали в Андреевку, оставив старшего Яшку присматривать за сестрёнкой.

Полинка сидела возле замёрзшего окошка, рисовала пальчиком узоры на стекле и напевала какую-то песенку без слов.

– А какой он, этот братик? – обернулась она.

– Весной тётя Софья с ним приходила, помнишь?

– А, помню. Он маленький, драться не будет, – успокоилась Полинка, – я ему свою куклу дам поиграть.

– Вот дурища! Нужна ему твоя кукла! Я ему ножик подарю и кинжал деревянный, который мы с Ванькой вырезали. Ты посиди тут, эге? А я на минуточку к Ванятке сбегаю. Никуда не уходи, а то меня мамка прибьёт.

– Эге, посижу… А сахарцу дашь?

– Останный кусочек! – возмутился Яшка, напяливая тулупчик. – Ладно, обжора, дам сахарцу…

***

Стало смеркаться. Полинка грызла сахар, устроившись на окне.

– Не едут. Мамка сказала, чтобы мы не ждали, ужинали и спать ложились, а то вдруг они в Андреевке заночуют, – вздохнул Яшка.

Вынул из суднавки ржаной хлеб, разлил по тарелкам щи, достал из ящика обкусанные деревянные ложки.

Послышался скрип полозьев, стук калитки и приглушённые голоса.

– Приехали, приехали! – запищала Полинка.

Впустив с собой холод, в избу зашли мать с отцом.

– Приехали, Лёшенька, – сказала мать, опуская на лавку завернутого в тулуп ребёнка.

Мальчик глубоко вздохнул, просыпаясь, и открыл глаза.

– Мама… – позвал он.

– Я теперь твоя мама, Лёшенька, – сказала мать, утирая глаза. – А это твои братик и сестричка, помнишь их?

– Помню… А где Зайка?

– Тут твоя Зайка… Пригрелась у меня за пазухой, не шебаршилась даже, – усмехнулся отец, расстёгивая тулуп, – получай своё сокровище!

Пушистая белая кошка очутилась на полу, потянулась, фыркнула и принялась обнюхивать углы.

– Пришлось взять, без кошки и ехать не хотел. Ничего, ей тут работа найдётся, мышей нынче много, – улыбнулась мать. – Давайте ужинать и спать, уморились за день…

Яшка проснулся от вкусного сытного запаха сочней с творогом. Он свесил лохматую голову с печки, протирая сонные глаза. На большом блюде красовались аппетитные румяные сочни, в кринке белело молоко, сметану тоже мамка не забыла. Царский завтрак!

Дети уписывали сочни, мать пригладила Лёшеньке светлые кудри.

– Как с иконы личико, Матерь Божья…

Лёшенька поднял от чашки глаза. Что-то трогательное и одухотворённое было в его чистом лице, умных светло-карих глазёнках, скорбно сложенных губах.

– Кушай, кушай, это я так… Сестрице Софьюшке спасибо, мучицу всю велела забрать. Ещё сказывала три мешка ржи забрать – не нашла!

– Бабка Клава унесла, – взгл