Ползком по воде

(2016—2017)

Рождённый ползать по воде

Рождённый ползать по воде,

Нырять не может.

И все твердят ему везде:

Тонуть негоже!

Но он пыхтит себе: «Бодрей!»,

Скользя по глади.

А тут десяток рыбарей

Подплыли сзади.

Один из них – власами рыж —

Сказал негромко:

Ну что ж ты, милый, шебуршишь

По водной кромке?

Давай, скорей уже ныряй!

И будь – что будет!

А дале – стилем баттерфляй —

Вон к той запруде.

И, спрыгнув с лодки, подошёл

Неторопливо.

Да проворчал, что, «братец, мол,

Не жди отлива».

И сунув руку в глубину,

Поймал рыбёху.

«Ну что сробел, давай же, ну,

И хватит охать».

Сперва ползущий бросил взгляд

И чуть опешил.

Не каждый день к тебе спешат

По морю пешим.

Но подошедший говорил

Проникновенно.

И для нагляду утопил

Одно колено.

И осмелел ползущий тут,

Давай нырять же!

И это видел всякий люд,

Что был на пляже.

И все вопили, что есть сил,

И ликовали.

А рыжевласый уходил

С улыбкой в дали.

Выжатым лимо…

На работе – чехарда,

Жуть и полный мрак.

На работе – каварда…

Тьфу ты, кавардак!

Скоростная карусель

Мчится в голове.

Нам тут всем не до весель…

Хочется взреве…

Договаривать слова

Мы уже не мо…

И домо… ползё… едва

Выжатым лимо…

Баба с во…

У бабы по имени Сво —

Кобыла, что кликают Ле.

И хочется им одного —

Проехать всю даль на земле.

Да так, чтоб тропинка вилась,

А ты себе прёшь да и прёшь.

И крикнешь знакомому: Здрась!

Да и не знакомому тож.

И так – чтоб никоих препон.

А ночью завалишься в стог.

И чтоб – убаюкивал сон.

А в грёзах явился бы Бог.

А ты Его спросишь о том,

О сём, да ещё – как дела?

И много ли страшным судом

Душ грешных спалили дотла?..

И так похлопочешь о них,

Что сердце сожмётся в груди.

И что-то в какой-то из книг

Он выправит, бросив: Иди!..

И вот уже баба – не Сво…

И вот уже баба – не ду…

В душе у неё волшебство,

А руки разводят беду.

По кромке мелькающих дней

Поклонники мчат ей вослед.

Слагают сонеты о ней.

И шлют за букетом букет.

А дама ступает в лучах,

И лошадь её расцвела.

И солнце сияет в очах.

И мир остывает от зла…

Куда?

Аты-баты, ёлы-палы,

Дом-работа-поезда.

Едет кто-то запоздалый

Из напрасно в никуда.

Всё отложено зачем-то

На когдатное потом.

Отмотать бы эту ленту,

Всё исправить – там и в том.

Да на мёбиусной тропке

Нет возвратного пути.

Лбом – апстену, письма – фтопку,

Нет ума – так не сойти.

Что за синь в дверном проёме?

То ли – птица, то ль – сосед.

Всё смешалось в этом доме —

Войны, боли, путч, балет.

Три синицы, ламца-дрица,

Сказ о белом журавле.

Что же вешаться-топиться,

Коль надежда на челе?

Брак нефактный, но деюрный,

Гор гитарный перезвон,

Шуры-муры, бабы-дуры,

Дзен, отцепленный вагон.

На вокзале, трали-вали,

Наливали на весу,

Уроняли в цинандали

Набежавшую слезу.

Разум мира канул в кому,

Азы, Буки, самолёт…

Эй, МакГроу, дай-ка рому!

Жизнь… Куда ж она идёт?..

Дама – с кареты…

Когда дама выходит из тильбюри,

лошадь переводит дух

И хочет поблагодарить,

да не умеет вслух.

Дама с улыбкою входит в театр,

сбрасывает манто.

А лошадь кивает тем, кто запряжен в фиакр,

и тем, кто привёз ландо.

А потом, обмахиваясь хвостом,

пережёвывает с подругами новости будней.

И тут… ей вдруг думается о том,

что все лошади – немного люди.

_______

*Тильбюри (от англ. Tilbury) – лёгкая, открытая, двухколёсная карета, с крышей или без, разработана в начале XIX века лондонской фирмой «Тильбюри».

Шла она

Шёл поэт однажды сквером,

Прыгал squirrel на суку.

Брёл поэт и primaver`ил

В набежавшую строку.

И ронял её с улыбкой

На бумагу и дисплей.

И ваял слова навскидку

Меж тропинок и аллей.

Всё на свете рифмовалось,

Музы реяли толпой.

Что стихи? Ведь это – шалость,

Наливай себе да пой.

И в сей миг не мог он ведать,

Что ему наперерез

Шла она (плыла, как лебедь!)

В ясном пламени небес.

Замер он, как всадник ме