Балконный Будда
Николай Ободников
Небольшой рассказ о писателе, который, сидя вечерком на лоджии с котом, случайно достиг чужого просветления…
На уютную лоджию, овеянную ароматами пекарни с первого этажа, вышел Гордей Баренцев – тридцатилетний писатель. Он был небрит, сутул и, как ему казалось, бесконечно одинок. Следом гибкой молнией выскользнул черный кот с разноцветными глазами.
– А, Филимон. Спасибо, что присоединился, – галантно кивнул Баренцев питомцу и налил себе вина?.
Кот неодобрительно покосился на бордовый продукт виноделия, отдававший ежевикой и перцем, и запрыгнул на подоконник. Там, за окном, среди зданий, сотворенных из упорства, бетона и стекла, вилась рубиновая дымка густого заката. Зажигались первые огни – загадочные и колючие; бездонные маячки чьих-то жизней.
Баренцев и Филимон удовлетворенно притихли. Следить за разгорающимися искрами вечернего города было их любимым занятием. Наступало время созерцания, гармонии и примирения…
– Знаешь, сегодня у меня опять спросили, что я курю, когда пишу! – вдруг оскорбленно надулся Баренцев. – Как будто человек, занимающийся творчеством, обязательно должен смолить какую-то дрянь! Ну я и отвечаю: орудую только пером и только под любимую музыку – без косячка за ухом. Так не верят же! Некоторые даже клянчат «расширители сознания». Типа, нервишки успокоить. Вот таких сразу в «блок». И знаешь что, Филимон?
Кот устало взглянул на хозяина. Этот двуногий порой так занудствовал!
– Я понял, что творческие люди – что-то вроде ныряльщиков, стоя?щих на берегу океана безумия, – увлеченно сказал Баренцев. – Писатели, художники, музыканты и прочие демиурги – все мы босиком мнем песочек перед сиреневыми волнами помешательства. Только обычному человеку нет хода в те воды. Потому что иначе – привет, халаты и палаты. Мы же пьяно погружаемся в эти тягучие глубины. Ведь где-то там, среди лихорадочных фантазий и обмотанных бинтами сумасшествий, томятся они – наши лучшие творения, которые нужно отыскать, взлелеять и явить миру – подав на блюдце или швырнув в лицо! Отсюда вывод: творческий человек не укурок, а тот, кто отдирает от безумия его лучшую и сочнейшую часть! М-м!
Филимон безразлично зевнул.
– И ты туда же, – раздосадованно заметил Баренцев. – Согласен, не все идеи из того океана годятся для суши. И даже мы, ныряльщики, бывает, ломаемся.