Городской пейзаж, смешанная техника

Ирина Калитина

Талантливый в прошлом человек, много лет проведший в запоях, после смерти отца остаётся без средств и выходит на улицу трезвым.

Город просыпался в золотистой дымке из лёгкого тумана и блистающих в нём солнечных лучей. Нечёткие контуры домов напоминали картины импрессионистов. Словно раздвинув занавес из иллюзорной материи, перед Валерией возникла фигура, нереальный призрак юности. И, какими бы ни были её воспоминания, сегодняшний человек походил на карикатуру или шарж, люди пожимали плечами и отворачивались.

Женщина думала, что он пройдёт мимо, как случалось не раз, и красные, слезящиеся глаза, обращённые ко всем, вообще, и не к кому, в частности, не сумеют собраться на одном лице. Ошиблась, что-то позволило ему сосредоточиться.

Легко, будто общались вчера, произнёс:

– Здравствуй, какое сегодня число?

– Здравствуй Толя, шестое, – и добавила, на всякий случай, – мая.

Возможно, кого-то удивлял диссонанс между благополучно выглядевшей женщиной и персонажем «дна», но Валерию это не волновало.

– Папа умер, – сморщилось лицо существа, слёзы потекли, расплываясь на шелушащихся пятнах.

– Прими мои соболезнования.

– Ему было девяносто семь.

– Ты поздний ребёнок… Как себя чувствуешь?

Валерия имела в виду не утрату.

Толя неправильно понял вопрос.

– Ещё спрашиваешь, такая потеря, мамочки давно нет, – внутри у него забулькало, – вышел на улицу, корюшку продают. Запах из детства, чёткая картинка: сижу в кухне за столом, смотрю на сковороду, в которой жарятся рыбки, на фартуке мамы вышиты клубнички грязного цвета и безвкусные жёлто-зелёные листики. Знаешь, я чувствителен к свету.

– Знаю.

Помолчали оба.

– Папа завещал вторую половину квартиры сыну.

– Разве у тебя есть сын?

– Ну, да, – неуверенный ответ.

– Сколько ему лет?

Не смог вспомнить, как и имя той, что стоит перед ним. Всё, вроде бы, в ней правильно, но оттенок бус выпадает из тона костюма. Раздражился.

– Ну, какая тебе разница, сколько лет? Уже взрослый, в институте учится, велел сдать в наём вторую комнату, чтобы были деньги.

– Отец пенсию получал большую?

– Угу, ветеран войны. Как теперь жить, а? – задал вопрос, и обмяк, понадеялся, что эта, твёрдо стоящая на земле, дама, имя которой запамятовал, пригреет его, как больного пса, и возьмёт на себя решение всех проблем.

Что-то внутри неё откликнулось на призыв.

– Сын не помогает?

– Какая помощь от студента? Узбек хочет снять комнату, у него жена и двое детей.

– Четыре человека – многовато для небольшой квартиры. Знакомая женщина из Молдовы ищет жильё…

– Нет, не могу подвести узбека.

– Он твой друг?

– Познакомились минут десять назад, моет лестницу в нашем подъезде. Боюсь просто так пустить в дом. Помоги.

Она не стала спорить.

– Дам тебе номер телефона агента по недвижимости, живёт неподалёку, возможно, за небольшую сумму составит договор найма. Только, пусть платит узбек. Мобильник есть? Записывай.

Он полез в карман зимней куртки из потрескавшейся кожи, накинутой на плечи поверх футболки непонятного цвета. Тёплая одежда персонажа в жаркий день удивляла прохожих, но не так сильно, как вельветовые штаны с незакрытой прорезью спереди, они держались на худом теле при помощи бельевой верёвки, продетой в петли и завязанной бантом. Концы верёвки были распущены на множество ниток. Вся эта «красота» болталась в области «причинного» места. Видимо, хозяину казалось, что так прореха не заметна.

Извлёк на свет наследство отца – дешёвый мобильник для больных пенсионеров с тревожной кнопкой и крупными цифрами на клавиатуре. Впал в ступор, похоже, умел только набирать номер или принимать вызовы.