Соло

Виктория Александровна Миско

Боялись ли вы быть откровенными с незнакомым человеком? Говорили ли о напавшей тоске за барной стойкой или в объятиях близкого? Когда-нибудь вы винили себя за то, что чувствуете грусть?Эта книга не о природе эмоций, она не полна психологических советов по лечению израненной души. Она о препятствии говорить эмоционально и чувственно, о семье, в которой каждый отправился на поиски себя в разном возрасте, о людях, готовых на все ради исполнения чужой мечты. Она о любви в каждом из нас, кто хоть раз в жизни закрывал глаза, пытаясь защититься.

Одиночество – не быть услышанным,

прочувствованным,

если это безмолвный диалог.

Одиночество – остаться оцененным

лишь внешне тем,

кто мог бы стать ближе.

От автора – книге.

Я задумала тебя в тот момент, когда уехала из родительского дома в большой город, в котором любила мимолетные видения архитектурных красот. И – вдруг – осознала, что обратного билета на поезд нет на руках, а чемоданы тяжелее, и бумага, сулящая мне “временную регистрацию” в стенах Петербурга – города дождей и упадничества, на самом деле.

Я задумала эту историю, чтобы выразить свое ощущение происходящего. Новые друзья, знакомства, оценочные суждения – все, обоснованное размытым романтическим понятием “поиски себя”. Мне казалось, что именно так люди взрослеют: прощаются со всем, покидают родной дом, тем самым в тысячи раз преумножая любовь, и едут в город, о котором ничего не знают. Но это, скорее, о кочевничестве, чем о пути к взрослению. И те графики уборки, висящие на стене коридора в общежитии, и общая кухня, первый суп, который без холодильника, пришлось некоторое время хранить на балконе – все это оказалось не каким-то душевным уроком, а лишь тяжелой встречей с невыдуманной реальностью человека, никогда не представляющего себя вдалеке от семьи.

И это стало моим откровением.

Мой папа кореец, а мама русская, и такое сочетание не принималось некоторыми людьми в моём детстве. Это была открытая враждебность или легкое неприятия, но мне было непонятно ни то, ни другое. Я всегда видела в людях людей, без привязанности к внешним характеристикам, и цеплялась за дружбу. Слова могли причинять боль, и я несла ее домой, где всегда любили просто так.

Да, дом – это там, где нас любят. И это была и есть моя истина. Тяжело было именно то, что, порою, придавалось слишком большое значение моей внешности, тому, на что я никогда не акцентировала свое внимание при общении с другими, и в придачу это подталиквало людей о(б)суждать мою семью, нас, которые были даны друг другу свыше, чья любовь не поддается оценке.

И, стоя перед этими словами тогда, мне казалось, что я вдруг – резко – одна. Бороться. Улыбаться. Не обращать внимания. К счастью, это были лишь минуты моей жизни, и после, возвращаясь домой, родители обнимали крепче и годами напоминали о главном. Не бояться. Любить. Заботиться.

Я не знала об одиночестве именно там, в их объятиях и в одной комнате с младшей сестрой на самом идеальном кокосовом матрасе в мире. Я не знала об одиночестве в кругу большой семьи за столом на кухне у бабушки и дедушки в деревне. Я не знала об одиночестве в безусловной любви, которую могут дарить люди.

И город без этого стал откровением.

Он вдохновил и насытил ощущения. Он рассказал об одиночестве в толпе, об одиночестве наедине, о таком разном одиночестве разных людей. При свете тусклой лампы маленькой комнаты общежития, при свете редкого солнца на Дворцовой площади, в темноте хирургического отделения.

Он познакомил с людьми, которых я любила выслушивать; с людьми, которые меняли свое отношение к миру каждую секунду; с людьми мечтающими. Довериться было боязно, но я продолжала, изредка оглядываясь в поисках самых крепких в мире объятий. Я, как и любой другой, просто боялась боли, шагала осторожно. Но этот город подарил мне путь, полный принятия.

И тебя, книга.

Посвящение и благодарности.

Я посвящаю эту книгу моим родителям Галине и Александру, всегда находившим самые нужные слова и вырастившим меня такой; моей сестре Ксении за то, что она единственная знала, где лежит мой личный дневник, а я всегд