Тебе пишу
Максим Мезенцев
Перед Вами письмо отца к дочери, с матерью которой расстался много лет назад. Его размышления, сожаления, чувство собственной вины и гордости за дочь.
Привет
Привет! Пишу, а губы растягиваются улыбкой, заочно вижу твое удивление. Думала ли, что буду писать в таком виде? Сам удивляюсь себе, один хороший человек идею подкинул. По телефону детально описать затруднительно, лично проговорить смущаюсь. Да и в разговоре изложить подробно сложно, что-нибудь да упустишь. Эмоции мешают. Так – сижу, вспоминаю, жму клавиши. Мы никогда не разговаривали откровенно – по душам. Это неправильно. Со своим отцом я подружился в конце его жизни. Очень поздно, но раньше видимо было не время.
Отдых
Доченька… воспоминаний много и мало одновременно. О чем жалею? Мы ни разу не отдыхали вместе. Хотя у нас был семейно-дачный период! Помнишь? Жаль продлился недолго. Картина перед глазами: Пятница, вечер, месяц – июнь. Зной только начал спадать, лечу после работы к вам в деревню. Голова еще не переварила мысленную кашу из сложностей трудовой недели. Въезжаю, и, с пригорка, сквозь пелену пыли, поднятую медленно ползущим по обочине трактором, вижу зеленый дом. Это мой остров. Остров счастья. Там ты, родители, сестра, племянница. В то время единственная (если дашь почитать Кате, то Катя, здесь я – улыбаюсь!). Объезжая коровьи лепехи, медленно спускаюсь к магазину из почерневшего бруса. Сворачиваю в наш переулок и о-па, вы с Катюхой уже в десяти метрах от меня – бежали от калитки встречать, перед этим, вытянув шеи вглядываясь более часа в дорогу. Ждали. Загорелые, пахнущие солнцем, разлохмаченные. Это и есть счастье. А вот ни в реке, ни в море мы вместе не купались. Грустно. Одно из моих любимых детских занятий было купание с отцом. Кувырки, ныряния, подбрасывания. Я тебе этого не дал.
Пеленки
Часто слышал высказывания отцов: он (она) сейчас маленький, мне с ним не интересно. Вот подрастет, начнет соображать, тогда будем общаться…и т.п. У меня складывалось по-другому. Твоя мама не даст соврать. Мне нравилось с тобой. С первого дня как тебя принесли из роддома. Купал, кормил, болтал. Стирал горы пеленок руками – машинка отсутствовала, потом гладил. Прочитал книгу по воспитанию детей, Спока кажется. Мы тогда всё старались по этой литературе делать. Ко мне друзья приходили, им выражаться при тебе запрещал. Они удивлялись, говоря – она же не понимает, ей два (три) месяца. Не подумай, что нахваливаю себя, мне это доставляло удовольствие. Столько воды с тех пор утекло…, воспоминания нахлынули… В девятнадцать лет гордился твоим появлением. И сейчас горжусь!
Ожог
К тому времени жил отдельно от вас. Звонит ночью твоя мама, просит прийти, сквозь слезы толком объяснить не может, что произошло. Ураганом мчусь до вас. Захожу, вижу – стоя в кровати, надрывно плача, тянешь ручки сквозь деревянные прутья (хорошо помню, как собирал эту кроватку, ожидая вас из роддома). Подхватил, прижал. Малышка вся горячая, вспотевшая от напряжения. Оказывается, днём, взяв со стола зажигалку, ухитрилась поджечь на себе маечку. Сколько же тебе было? Года три примерно… Ожог, конечно, доктора обработали, но уже несколько часов подряд лился водопад детских слез.
На моих руках быстро затихла, а, спустя минут десять мирно сопела. Сумев помочь, побрел восвояси. Шел сдерживая слезы. Существовала между нами незримая связь. Чувствовал ее осознанно, ты – подсознательно, детским сердечком. Думаю, в тяжелую минуту нуждалась во мне особенно. А сейчас дочь?